Голые среди волков - страница 17

– Во всех, всех, всех! – с пеной у рта заорал Клуттиг и забегал по кабинету. Затем он в отчаянии снова плюхнулся на диван и провел рукой по своим редким белесым волосам.

– Время для геройства, пожалуй, прошло, – саркастически заметил Швааль.

На другое утро Клуттигу волей-неволей пришлось передать приказ начальника лагеря Райнеботу. Он сидел с едва достигшим двадцатипятилетнего возраста гауптшарфюрером в его кабинете, который помещался в одном из крыльев здания при входе в лагерь. Райнебот, холеный, подтянутый, резко отличался от Клуттига. Тщеславный молодой человек очень следил за своей внешностью. Розоватые щеки и словно напудренный подбородок без малейшего намека на растительность делали Райнебота похожим на опереточного буффона, однако он был всего-навсего сыном обыкновенного пивовара.

Небрежно откинувшись на стуле и упершись коленями в край стола, он выслушал приказ.

– Санитарная команда? Изумительная мысль! – Он цинично скривил губы. – Кто-то, по-видимому, испугался черного человека?[5]

Клуттиг, ничего не ответив, подошел к радиоприемнику. Широко расставив ноги и подбоченясь, он стоял перед ящиком, из которого звучал голос диктора, передававшего последние известия:

– …после усиленной артиллерийской подготовки вчера вечером разгорелась битва за Нижний Рейн. Гарнизон города Майнца был отведен на правый берег реки…

Райнебот некоторое время смотрел на помощника начальника лагеря. Он знал, что происходит в душе Клуттига, и скрывал собственный страх перед надвигавшейся опасностью под маской плохо разыгрываемого презрения.

– Пора тебе засесть за английский язык, – сказал он, и его наглая улыбка застыла жесткой складкой в углах рта.

Клуттиг не обратил внимания на насмешку.

– Они или мы! – злобно проворчал он.

– Мы! – ответил Райнебот, изящным жестом швырнув на стол линейку, и поднялся.

Они смотрели друг на друга и молчали, скрывая свои мысли. Клуттиг вдруг взъярился:

– Если нам придется уйти… –    Он сжал кулаки и процедил сквозь зубы: – Я ни одной мыши не оставлю тут в живых!

Райнебот это уже слышал. Он знал цену Клуттигу: много шуму, мало толку.

– Как бы ты не опоздал, господин гауптштурмфюрер! – с язвительной усмешкой заметил он. – Наш дипломат уже выпускает мышей из ловушки…

– Растяпа! – Клуттиг потряс кулаком. – Почем мы знаем, может, эти сволочи уже установили тайную связь с американцами. Те пришлют несколько бомбардировщиков и за одну ночь вооружат весь лагерь. Как-никак это пятьдесят тысяч человек, – с дрожью в голосе добавил он.

Райнебот высокомерно отмахнулся:

– Это сплошь кретины. Два-три залпа с вышек – и…

– А если американцы сбросят парашютистов? Что тогда?

Райнебот пожал плечами.

– Тогда тарарам здесь окончится. – И он надменно усмехнулся. – А я пробьюсь в Испанию.

– Ты увертлив, как угорь, – презрительно фыркнул Клуттиг. – Речь идет не об одной твоей шкуре.

– Правильно! – холодно возразил Райнебот. – И о твоей тоже. – Он ухмыльнулся Клуттигу в лицо. – Плохи дела и у штурмбаннфюрера и даже у начальника лагеря. – Райнебот насмешливо перебирал руками, как бы поднимаясь по воздушной лестнице. – Наша песенка спета, Адель! Утешься, я твой товарищ по несчастью!

Клуттиг плюхнулся на стул. Его злило, что Райнебот так хладнокровно говорит об их рухнувших честолюбивых планах. Вообще-то дело шло к концу! Теперь задача – обезопасить себя от тех, кто за колючей проволокой. Клуттиг разразился проклятиями по адресу начальника лагеря.