Голые среди волков - страница 20

Клуттиг тяжело затопал по комнате.

– Я и знать не желаю, каких мерзавцев он сыщет для этой… этой санитарной команды. – Он взмахнул кулаком. – С каким удовольствием я заехал бы ему в рыло! Пристрелил бы собаку!

Райнебот оттолкнулся от стола.

– Ты делаешь все шиворот-навыворот, господин начальник! Зачем ты орешь на него? Негодяй давно уже почуял, что он у нас на примете.

Клуттиг продолжал бушевать:

– Пусть знает, пес! Пусть знает, что мы идем по следу!

– Неверно!

Клуттиг резко остановился и выпучил глаза на молодого коменданта. Весь его гнев теперь обрушился на Райнебота.

– Ты, кажется, хочешь меня учить, как обращаться с этой сволочью?

Его сварливый тон не произвел на Райнебота никакого впечатления. Он снова закурил и задумчиво пускал дым в потолок.

– У большевиков, несомненно, есть тайная организация, согласен. Кремер у них наверняка одна из главнейших фигур, тоже согласен. – Он небрежной походкой подошел к Клуттигу. – Послушай-ка, господин начальник. Поговорим с глазу на глаз. Приказ нашего дипломата нам обоим не по вкусу, верно? Если он выпускает мышей, значит, мы должны захлопнуть ловушку. Нам нужна верхушка! И мы уничтожим ее одним ударом! – Он мотнул головой в сторону лагеря. – В конце концов, не все они большевики. Надо подсадить к ним своего человечка. Безобидного, с приветливой физиономией. Но с длинным носом, чтобы умел вынюхивать, понятно?

Он заговорщицки ухмыльнулся. Клуттига, по-видимому, эта мысль воодушевила.

– Но где ты сейчас раздобудешь такого, чтобы…

– Предоставь это мне, уж я раздобуду! – быстро и решительно ответил Райнебот.

Клуттиг капитулировал перед Райнеботом, как человеком более умным. Он расхохотался.

– А ты и вправду ловкая бестия!

На этот раз Райнебот принял его слова за похвалу и улыбнулся.

– Когда нужно, и мы можем быть дипломатами…

В той «конюшне» Малого лагеря, куда попал Янковский, царила дикая суматоха. Обитатели толпой обступили дневального, наливавшего похлебку из огромного бачка. Люди кричали, визжали и спорили на всех языках, перебивая друг друга и размахивая руками. «Старожилы» отпихивали новичков от бачка. Один оттеснял другого, а староста блока орал на всех. Снова и снова пытался он призвать к порядку изголодавшихся людей.

– Отойдите ж наконец, болваны этакие! Станьте в очередь!

Никто его не понимал, никто не обращал на него внимания. Те, кого оттеснили, с еще большим остервенением рвались снова к бачку. Другие подстерегали какого-нибудь новичка, кто уже получил порцию супа и торопливо работал ложкой или, не имея ложки, пил прямо из миски. Суп стекал у него на куртку. Ожидавшие хватали миску прежде, чем ее владелец успевал доесть, тянули ее в разные стороны, миска со звоном падала, и все кидались на нее. Счастливец, которому удавалось ее схватить, крепко прижимал трофей и проталкивался сквозь толпу к бачку, волоча за собой гроздь жалких фигур, ждавших лишь последнего глотка, чтобы завладеть посудиной.

Единственный, кто не принимал участия в свалке, был сам дневальный. Он равнодушно, не поднимая глаз, черпал поварешкой. Когда толпа слишком напирала, он освобождал себе место, действуя локтями и задом.

Вошел Пиппиг. Измученный староста блока, коренастый человек с круглой, как шар, головой, в отчаянии всплеснул руками, радуясь, что в лице Пиппига видит наконец хоть одного разумного человека.

– Каждый день одно и то же! – прохрипел он. – Хотя бы мисок дали вдоволь! Этих несчастных никак не вразумишь.