Голый хлеб. Роман-автобиография - страница 7

Я же стал рассыльным у наших соседей-испанцев. Моя сестренка Риму уже пыталась ходить, но все время падала. Я играл с ней, мы смеялись вместе до того момента, пока она не обделывалась. Тогда я уходил. Поскольку не мог вынести запаха ее какашек. Время от времени мой отец исчезал на день-другой. Когда он возвращался, то ругался с матерью и часто бил ее. Но по ночам я слышал, как они смеются. Должно быть, они развлекались во время своей возни в постели. Наконец, я понял, что они делали. Они спали совершенно голыми и обнимались. Значит, именно это объединяло их: желание и телесные наслаждения. И у меня тоже, когда я вырасту, будет жена. Днем я ее буду бить. А по ночам покрывать поцелуями и окутывать нежностью. Это некая игра, забавное времяпрепровождение между мужчиной и женщиной.

Мой отец нашел мне работу в кофейне. Он сказал хозяину-калеке:

– Вот мой сын. Вверяю его тебе. Защищай его. Я убью любого из этих пьяниц и наркоманов, если только кто-нибудь посмеет его пальцем тронуть. Ты меня знаешь. Нам, жителям Рифа, терпение неведомо.

– Будь спокоен, Си Хадду. Никто к нему и близко не подойдет.

Я работал с шести утра и уходил за полночь. В конце каждого месяца мой отец приходил к хозяину кофейни. Он устраивался на террасе, пил чай и получал тридцать песет, что составляло всю мою зарплату. Хозяин приглашал меня и заставлял поцеловать руку отца, который говорил мне при этом:

– Я только что получил деньги за твою работу. Да благословит тебя Аллах!

Он не давал мне ни сантима. Потом он исчезал на несколько дней и возвращался мертвецки пьяным. Я слышал, как мать ругает его. Часто до меня долетали слова «пропойца» и «потаскун».

Вот так мой отец эксплуатировал нас. И хозяин кофейни тоже эксплуатировал меня, поскольку я узнал, что есть другие половые, которые получают больше меня. Я решил, что буду обкрадывать любого человека, который будет эксплуатировать меня, будь то даже мои отец или мать. И буду считать воровство законным делом среди этого племени негодяев.

В кофейне было два типа посетителей: те, что приходили сюда днем, и те, что бывали здесь ночью. По воскресеньям они оказывались все вместе и перемешивались. Они расспрашивали друг друга о ночных и о дневных событиях.

Я курил сигареты, а порой, тайком, и трубки с кифом. Когда я выполнял поручение кого-нибудь из посетителей кофейни, тот давал мне немного кифа или полстаканчика вина, или еще самокрутку с гашишем. Меня рвало какой-то зеленой и желтой плесенью. И однажды я заболел. Жизнь показалась мне странной. Болезнь делает одиночество еще более глубоким. Человек с удивлением констатирует, что он любит себя еще больше, когда его охватывает одиночество. Я понял, что я это всего лишь я, и никто больше. Один в зеркале своей души.

Клиенты кофейни всячески поощряли мое желание курить киф или жевать гашиш. Один из них сказал мне:

– Знаешь, в первый раз всегда рвет.

Он был прав. Больше не было никаких болезней, голова больше не кружилась. Когда я в первый раз выпил вина, меня вырвало, и чувствовал я себя хреново. И мне тоже сказали: «В первый раз всегда так». Наркоманы и пьяницы были правы. Они знают толк в том, о чем говорят.

Нельзя сказать, что хозяин кофейни был недоволен моей работой. Больше всего его интересовали деньги. Он тоже употреблял наркотики и напивался. Порой я говорил себе: «Разве для этого мы пришли в этот мир? Нет! Есть ад и рай. По крайней мере, так говорила мне моя мать…»