– А Хаджемуку салам от меня передай. Скажи, помнит тебя боевой товарищ Казбек-осетин, на всю жизнь запомнил.
Вернувшись, Исмаил зашел в ОГПУ, а Заур, взглянув исподлобья, встретил неприветливо.
– Ты почему отдал приказ арестовать осетина? – спросил Дауров.
– Кто тебе сказал об этом? – ответил вопросом на вопрос Хаджемук.
– Люди добрые.
– На него поступило заявление.
– Но ведь тебе хорошо известно, что осетин не враг.
– Он выступил против коллективизации.
– Быстро забыл, как Казбек вынес тебя раненого из-под пуль деникинцев, память коротка стала? – сорвался Исмаил.
– Сядь на мое место, – подскочил Хаджемук, – покопайся в дерьме, воплощай светлое будущее, за которое шашкой махал, а потом учи! Ты захотел – ушел. У меня этой возможности нет. Работай! Не то к стенке или в Сибирь.
– Работать можно по-разному!
– На что намекаешь, Исмаил?
– У тебя во врагах пол-округи ходит. Нельзя так относиться к людям!
– За три года в соседних округах четырех начальников ОГПУ сняли, – разгоряченно продолжил спор Хаджемук. – За что думаешь? Поблажки нездоровым элементам делали. И где эти товарищи теперь? Одни ведут задушевные беседы с аллахом, другие – камни таскают.
– Присмотри себе камеру, пока положение позволяет, – съязвил Дауров. – Не минет и тебя сия чаша, на заслуги не посмотрят, коль перестанешь кого-то наверху устраивать!
– Не будем загадывать наперед. К тому же, успокойся, не взяли Казбека, сбежал он.
Погорячившись, они смолкли. Исмаил присел в углу и прислонился к хранящей прохладу стене.
– Не выходит из головы Хаджитечико, – прервал он молчание. – Странная привычка была у парня – даже в сухую погоду ходил по-над плетнями, словно обувь боялся испачкать.
– Все не как у людей! – бросил Хаджемук.
– Я спросил его перед гибелью, зачем так ходишь. Из скромности, говорит, не хочу занимать дорогу, как некоторые.
– Чушь какая! Дороги для того и делают, чтобы по ним ходили.
– Нет, в его ответе был иной смысл, – произнес Исмаил. – Наша ошибка, Заур, в том, что мы с самого начала заняли всю дорогу – ни пройти, ни продохнуть людям. Так жить нельзя!
– Создается впечатление, что мы уже говорим на разных языках и никогда не поймем друг друга, – заключил Хаджемук.
– Может быть… – ответил Дауров.
А на улице по-прежнему тянулся в зное день лета и плыла в мареве, обезображиваясь, округа.
– Сейчас все бегут, – устало продолжил Заур. – Недавно вот сообщение получил из Златоуста. Бежал хорошо известный нам Бандурко. Будь осторожен, Исмаил, один из моих агентов видел его в Закубанье. Злопамятен этот бандит, на тебя выйдет рано или поздно счеты сводить.
– Я смогу защититься, – ответил тот.
Уволившись из ОГПУ, Исмаил записался в колхоз, несколько дней ездил на сенокос на дальние луга. С непривычки болели руки, зато спал он теперь крепким и здоровым сном. Но прошлое напоминало о себе. Простые колхозники относились к нему с некоторой опаской, начальство – с явным недоверием, и был он одинок.
Однажды ночью кто-то сбросил в его комнате со стола графин, который со звоном разбился вдребезги. Исмаил проснулся. В полумраке стоял человек. Это был Бандурко. Дауров присел в постели.
– Революционную бдительность потерял, дверь не запираешь, наган под подушкой не держишь, – вкрадчиво произнес незваный гость.
– Что тебе нужно? – Исмаил поднялся.
– Сиди! – приказал Бандурко. – Что нужно? Или сам не знаешь? Жизнь твоя!
– Кто же отдаст тебе запросто жизнь, – усмехнулся он. – Я, как и ты, совершил немало ошибок. Время нужно, чтобы исправить их.
