Охотник поглядел на молодого рыбака с сомнением, но спорить не стал. И вновь обратился к собрату охотнику.
– Ты хорошо знаешь дорогу?
– Да старший, – кивнул Зимер, – я помню. Нижняя тропа. Переправа у Гусиной Ноги.
– Верно, верхняя идет по краю пустошей. Там… сам знаешь. А нижняя через холмы вдоль Ольхового ручья и к переправе. Развилка на третьем знаке. Первый вон там. Видишь? – охотник указал каменную пирамидку на вершине соседнего холма.
– Да старший.
– От пятого знака пойдете на восход. И, раз уж вы идете через холмы, то смотрите под ноги, смотрите вокруг, смотрите вверх, слушайте ночь, пробуйте ветер. Пока не доберетесь до переправы. Там Крачки вас проводят. Что ж, легкого пути, скорого возвращения. Храни вас пращуры. – И, взмахнув на прощание рукой, охотник скрылся в тени деревьев.
Чем дальше уходили путники, тем ровнее становился лик земли. Холмы расплывались и оседали, превращаясь в широкую равнину. Керны, кучи камней, становились все выше и реже, но видно их было издалека. Кое-где еще встречались островки леса.
Непривычным к простору охотникам так и не удалось ничего добыть. Осторожные степные зайцы и куропатки без труда ускользали от них. Долго не попадалось и подходящего места для ночевки. Редкие, заросшие кустарником балки с ручьями на дне были слишком сырыми, а открытые всем ветрам вершины и склоны непривычными и бесприютными.
Темно-багровый небесный лик почти утонул за бирюзовой лентой окоема, когда они, наконец, нашли себе пристанище.
Недалеко от того самого, пометившего развилку, пятого путевого камня, притаилась неглубокая ложбина, окруженная сухим кустарником. На дне, устланном толстым одеялом сухой травы, угадывалась старая проплешина кострища.
Зимер дотошно осмотрел стоянку, и все вокруг нее, а Зоул тем временем развел костер, благо топлива для него было больше чем достаточно. Савин же принялся рыться в мешках, доставая припасы.
– Мне здесь не нравится, – задумчиво глядя в огонь, заявил мишук. – Место сухое и удобное, звериных следов вокруг нет, но что-то давит… как будто… – юный охотник замолчал, не находя слов.
– А я ничего не чую, – пожал плечами Савин. – Лучше ночлега не найти, ты сам сказал, да и поздно уже, – он махнул рукой в сторону заката, где алый краешек готов вот-вот скрыться за вершинами холмов, – если только вы не хотите спать в чистом поле.
– Может и лучше в чистом, – проворчал Зимер, развязывая свой мешок.
Зоул промолчал. Он тоже ощущал непонятное беспокойство, но что его вызвало, понять не мог. Может просто слишком близко пограничье, ничейная полоса меж лесом и степью, по которой бродили отверги лесных и степных племен, изгнанные из пределов владений.
Когда с едой было покончено, и спутники принялись за охранные заклятья, юноша отправился сам осмотреть окрестности.
Невдалеке на фоне темнеющего неба выделялась стена дубовой рощи. Над ночлежной ложбиной, прикрывая ее от посторонних глаз, нависло плотное полукольцо сухого кустарника и густые пучки высокой травы. Во всем этом не было ничего необычного или тревожного. Вот только камень…
Он стоял на самой вершине холма, но не был похож на пирамиды из серого плитняка, что сопровождали в пути. Молочно-белая игла в четыре человеческих роста, исчерченная густой сетью черных трещинок. Утоптанная площадка у основания усыпана серой щебенкой и нигде ни единого осколка иного цвета. Откуда здесь этот камень? Следы, оставленные ветром и водой, говорили, что он столь же стар, как и скалы, окружавшие поселок Кайр.
