Уже тогда, после успешного для меня выяснения отношений Белогора с Вегулом, я полгода руководил отрядом из двух десятков воинов. Я многое, как считал, знал и умел, но этого было слишком мало, чтобы выжить и не просто выжить, а жить так, чтобы сила внутри меня крепла.
Белогор, когда я разобрался с двумя первыми помощниками Бурата, вызвал меня к себе. Я явился на зов Белогора, едва пришел в волховское поселение. Я знал, что Белогор хочет о чем-то переговорить. По пустякам меня или кого-то другого Белогор не беспокоил, не той закваски был муж. Взглянув на меня, Белогор усмехнулся.
– Устал, как я вижу.
Я кивнул, но в моих глазах, что Белогор отметил, блеснули задорные огоньки.
– Поешь, а потом переговорим.
Жена Белогора сразу же принесла еду. Отказываться я не стал. Утолив голод, я преисполнился внимания, глядя на Белогора. Волхв, тем не менее, был тих, спокоен и задумчив чуть больше, чем обычно. Я хорошо изучил Белогора, чтобы сомневаться в выводах. Мы вышли из избы, прошли на опушку леса, которой смыкал свои объятья вокруг поселения, притаившегося в его чаще. Белогор, подойдя к колоде, жестом пригласил меня сесть. Сам он устроился напротив меня на пеньке, подложив под себя непромокаемый плащ.
Лето уже шло на убыль. Утром и ближе к вечеру становилось все прохладнее, а полдень уже не дышал зноем, как было на макушке лета. Мне хотелось сразу же окунуться в воды бежавшей рядом речушки или в прозрачную глубь озер, которых было немало в здешних местах. Ветерок слегка шевелил еще зеленые листочки. Было тихо и светло, несмотря на то, что солнце уже выполнило большую часть работы, побывав в самой высокой точке своего стояния над горизонтом и начало помаленьку опускаться вниз.
– Осень на пороге, – начал беседу Белогор. – Жнива прошли. Год был удачным, но трудным.
– Главное ты справился с Вегулом, а значит, в какой-то мере и с Гвирдой.
– То же самое могу сказать о тебе, но вижу я, что твое радение мечом, хоть и прошло успешно, все-таки имеет обратную сторону.
– Я впервые взял на себя чужую кровь, – опустив голову вниз, признался я.
– Хуже было бы, если бы ты этого не сделал и дал бы возможность Полте и Вурсигу посчитаться с родичами. Или ты думаешь, что они пощадили бы семьи, помогающие нам?
Я молчал.
– То-то и оно, – продолжил речь Белогор, вздыхая. – Ты поступил, как воин. Смерть в бою – не самый худший исход для таких, как Полта и Вурсиг. В покое нас не оставят. Бурат возьмется за нас всерьез. Он – не Гвирда. Тот хотя бы с головой дружит и понимает, куда и к чему идет дело.
– Это ты на что намекаешь?
– Гвирда оставил тебя Бурату и таким, как он, людням без чести и совести. Вмешиваться и откровенно выступать на его стороне Гвирда не будет, как и Вегул. Сыну он разъяснит, что нужно делать и когда. Нам повезло, что Вегул, преисполнившись рвения, сам попал в ловушку. С другой стороны, даже такое положение дел только лишь отдаляет исход. В Сважье (территория ниже Киева по Днепру от Выдубичей примерно до Триполья) тебе, учитывая ситуацию, не так-то и легко будет укрыться от Бурата и его людей. Пощады нам ждать не приходится. Аскольд объявил нам войну. Сколько времени она продлится, не знает никто. Я полагаю, что такое положение сохранится лет пятнадцать…
– Так долго?
– А чего ты хотел? Мира и добра, когда постепенно происходит подчинение людей темной силе? Я побывал во многих странах. Везде одно и то же. На Руси, правда, еще не так нагибают. Здесь пока еще даже дети Одина не столь разошлись…
