ГОРА РЕКА. Летопись необязательных времён - страница 17
Тоя уже сковывала обида от почти несуществующей поддержки и понимания недостатка своих физических возможностей для свершения перелома в драке и одержания убедительной победы. Хлюпа же страдал от необходимости постоянно утирать рукавом всё более кровивший нос и от наставлений Назмика, которые были скорее оскорблениями. Вскоре всё и вовсе перешло в разоринтированную “махаловку” по рукам, груди и плечам друг друга – драку беззрелищную и бессмысленную.
Звонок к уроку прикорешил остатки пыла драчунов, а возглас Ермилы: «Всё, хорош!» – оттолкнул их друг от друга.
– Хлюпик – трупик, – констатировал Назмик и, махнув рукой, повёл за собой на выход ухмыляющихся и цокающих языками подрастающих бандитов.
Хлюпа сморкнулся кровью себе под ноги, топотнул по-блатному ногами, предварительно выгорбив спину и, засунув руки в карманы, жёстко и неопределённо матюгнулся. Потом он выярил рожу с отвисшей нижней губой, каблучно развернулся и, вдруг обмякнув, побрёл за Назмиком.
Той созерцал всё это действие молча и весьма угрюмо. Он взращивал в себе сначала досаду на самого себя, потом, вскипятив её до степени самоунижения, коротко зыркнул на своих пацанов из-под свалившихся на глаза бровей, отвернулся к окну и принялся имитировать оправку своей одежды.
– Нормально ты ему вляпал… – начал распаляться Анастас, но сразу осёкся, увидев, как неприятно дёрнулось плечо Тоя.
– Ладно Той, пошли уже, щас ещё Эмка начнёт гнобить за опоздание, – отбубнил Фасоль (Эмкой парни кликали училку по немецкому языку).
– Не, лучше ваще уже не ходить, – внёс предложение Тюль. – Пошли, пока не застукали, пересидим на “стадике”… в теплушке. Потом чёго-нибудь наврём… Ну, к примеру, что у Фасоля резко случился понос.
– И вы всё это черпали вёдрами, – не оборачиваясь к парням, нервно выпалил Той. – Идите в класс. Бегом я сказал! Уя… отсюда! – Той развернулся, он смотрел мимо всех и не просто зло, а по-волчьи: закостенело-пронзительно. – Пошли вон! – добавил он злости.
– Ну и чорт с тобой! – Тюль досадно сплюнул и двинулся к выходу.
Парни, помявшись и немного помешкав, возможно ожидая перемены в поведении Тоя, но, не выявив даже признаков таковой, теперь уже даже чересчур поспешно выбрались из “курилки”…
Той отёр рукавом жёсткого школярного пиджака глаза, слегка обводнившиеся обидой, сплюнул прямо на пол сгусток крови, зло затоптал его ботинками и, скверно выматерившись, пошёл на выход. У самых дверей он натолкнулся на Акимича – директора школы – так его за глаза называли буквально все: от двоечников и второгодников до отличников и идейно-фальшивых активистов.
– Почему не на уроке? – Акимич дерзнул прихватить Тоя рукой за плечо, но, не рассчитав резкого отскока пацана в сторону, сам качнулся вперёд, поймав жилистой ладонью лишь ничего не подозревавший прокуренный воздух. – А ну стой! Подойди сюда, – Акимич снова попытался цапнуть Тоя за плечо.
– Некогда, итак опаздываю, – умышленно и максимально грубо залепил Той и, выскочив из “курилки”, хлобызнул дверью об косяк, да так, что этот долбяк надёжно перекрыл попытку Акимича завязать дискуссию.
Той же ничуть не мешкая, был уже на втором этаже. Отстучав по коридору башмаками, он вкопытился у нужной ему двери, огладил причёску, внимательно осмотрел и что-то оправил в форме, взялся за ручку и, резко открыв дверь, буквально возник возле стола училки немецкого. Эмка от неожиданности сглотнула очередной плюсквамперфект и он, застряв где-то в гортани, совершенно лишил Эмку возможности что-либо говорить, но зато необыкновенно выпучил ей глаза. Класс, как обычно, слегка гудевший, тоже присёкся и приступил к анализу явления.