Я ожидал, что мой наставник задаст мне множество вопросов, проверяя крепость моей веры, но он лишь предостерегающе вскинул свою пухлую красную руку.
«Юноша, тебе никогда не бывать священником, – отрезал брат Эндрю. – Неужели ты сам этого не понимаешь? Нечего было занимать мое время таким пустым разговором», – добавил он, досадливо сдвигая лохматые брови.
Брат Эндрю редко давал себе труд побриться, и седая щетина покрывала его толстые багровые щеки, подобно инею.
«Я не понимаю вас, брат. Почему я не могу стать священником?»
Он вздохнул, обдав меня запахом перегара.
«Мэтью Шардлейк, вне всякого сомнения, ты читал книгу Бытие, и, следовательно, тебе известно, что Господь создал нас по собственному образу и подобию?» – спросил он.
«Разумеется, мне это известно».
«Ты должен понимать также, что служитель Церкви в первую очередь является воплощением Господнего образа и подобия. Всякий, кто имеет хотя бы малейший телесный недостаток, пусть даже легкую хромоту, не может быть удостоен духовного сана. Что же говорить о тех, кто, подобно тебе, носит на спине здоровенный горб? Как можешь ты служить посредником между простыми людьми, погрязшими во грехе, и величием Господа, если Господь наделил тебя столь отталкивающим обличьем?»
Мне казалось, что я провалился в ледяную прорубь.
«Но это несправедливо, брат, – едва слышно пробормотал я. – Это слишком жестоко».
От злобы лицо брата Эндрю побагровело еще сильнее.
«Юноша, ты что, подвергаешь сомнению учение Святой Церкви? – рявкнул он. – Как ты осмелился явиться ко мне и заявить о своем желании принять духовный сан? Ты отдаешь себе отчет в собственной дерзости, презренный еретик?»
Я окинул взором круглую приземистую фигуру монаха, его покрытую жирными пятнами сутану и злобное небритое лицо.
«Значит, я должен выглядеть так же, как вы?» – выпалил я прежде, чем успел подумать о последствиях своих слов.
Издав грозный рев, монах вскочил со стула и влепил мне сокрушительную затрещину.
«Ты, маленький горбатый уродец! – завопил он. – Убирайся с глаз моих долой!»
Голова моя кружилась, однако я не стал ждать новых затрещин и пустился наутек. Брат Эндрю был слишком тучен, чтобы меня преследовать (год спустя он умер от удара). Я выбежал из собора и поплелся домой, униженный и несчастный. У калитки нашего сада я остановился, наблюдая за тем, как солнце опускалось за верхушки деревьев. Красота весеннего заката казалась мне жестокой насмешкой над моим уродством. Теперь, когда Церковь оттолкнула меня, я чувствовал беспредельное, безнадежное одиночество.
Но вдруг, стоя в сгущавшихся сумерках, я услыхал, что Христос говорит со мной. Да, это было именно так, ибо я не могу найти случившемуся никаких иных объяснений. В сознании моем отчетливо зазвучал дивный голос, которого я никогда прежде не слышал.
«Ты не один», – произнес этот голос с непередаваемой теплотой и сердечностью, и я ощутил, как любовь и покой окутали все мое существо.
Не знаю, как долго я стоял у калитки, глубоко вдыхая свежий весенний воздух, но эти мгновения изменили всю мою жизнь. Христос снизошел ко мне, дабы исцелить боль от оскорбления, причиненного жестокими словами, которые Церковь приписывала Ему. В ту ночь, предаваясь жарким молитвам, я надеялся, что мне будет дарована радость услышать этот голос вновь, но этого больше никогда не случилось. Возможно, Христос говорит с нами лишь один раз в жизни. Возможно, многим не дано и этого.
