Горбуны1.Калашниковы - страница 27



Другой священник, полноватый, с небольшой темно-русой бородой пел басовым речитативом из молитвослова: «И Господу помолимся!» А другие крестились и кланялись под следующее высокое пение: «Господи помилуй!»

Слушающая толпа праведников тоже крестилась и кланялась вслед за священниками. Мы с Дженнифер были как все.

И Господу помолимся! – Господи помилуй!

Перед иконой стоял кандило, большой подсвечник, со всеми потухшими свечками. Но дело происходило на улице и все свечки задуло – так что нормально. И подсвечник вынесли. Не пленились. Молодцы!

Помилуй и спаси нас Боже твоею благодатью. – Господи помилуй!

Слава Отцу и Сыну и Святому Духу!

Священники смотрели в молитвословы при басовом пении коллеги и крестились, и кланялись под высокое пение женского хора.

Хор в храме долго, медленно пел высоким голосом:

Христос Воскресе из мертвых!

Главный священник подошел к иконе и поцеловал ее. А молодой безбородый священник помахал кадилом с дымом ладана.

Господу помолимся…

«Все-таки как красиво они поют! Многоголосье», – подумала я.

И во веки веков… Алилуя!

Вышел молодой священник с большой книгой, стал спиной к прихожанам и запел тенором.

Христос Воскресе? – Воистину Воскресе!…

Этот молодой священник очень красиво и громко пел.

Алилуя! Алилуя! И Господи воскрес!

Некоторые прихожанки в платочках делали фотографии службы.

Алилуя! Алилуя! Алилуя!

Джен надела платок не так, как обычно надеваю его я или многие православные, слегка свободно, откинув один конец платка за плечо. Она сильно натянула его на голову, платок «прилизал» ее волосы, и выглядела смешно и глупо… Не по-русски, а по-американски. Было смешно смотреть на типичную американку с волосатым лицом, светлым пушком на щеках, постоянно улыбающуюся белозубой улыбкой, в православном красном расписном платочке, обтягивающем ее голову. Так не носили платок русские-православные. И в своей длинной прямой куртке напоминала матрешку. Она знала, что выглядела смешно и показывала мне это.

Старший священник перекрестил прихожан книгой-молитвословом, подняв ее над головой и нарисовав в воздухе книгой виртуальный крест.

Слава тебе, Господи! Слава тебе.

Один священник басил, другие целовали алтарь, женский хор повторял:

Господи, помилуй!.. Господи, помилуй!.. Господи, помилуй!..

Где-то громко проехала машина…

Господи, помилуй!.. Господи, помилуй!.. Господи, помилуй!..

Господу помолимся… Яко благ и человеколюбец…

Один священник дважды обошел в одну и в другую сторону с кадилом около алтаря, разбрызгав дым. Потом побрызгал запахом ладана на прихожан и других священников. Священники и мы усиленно закрестились. Два священника поцеловали алтарь и зашли в храм.

И тебе славу воссылаем! И ныне и присно…

В храме послышались бубенцы кадила.

Дженнифер заинтересованно смотрела службу и выглядела смешно и стебно, и у меня вызывала внутреннюю улыбку. А у Дженни православная Пасха вызывала внутреннюю насмешку. Она один раз хмыкнула, глядя на наших священников, так, чтобы я это видела, тем самым показав легкое презрение к моей вере.

Я подумала, что Дженнифер немного насмешливо относилась к пасхальной службе, да и к самой православной церкви. И это меня покоробило…

Из храма вышла новая партия священников, двое с украшенными свечками-факелами. Они стали перед алтарем и запели басом.

Аллилуя! Аллилуя!

Господу помолимся – Господи помилуй!

У Господа просим! – Подай, Господи!