– Контроль целиком и полностью возлагается на владельца. И далее возможны варианты. – Дед сцепил пальцы в замок. – Я не могу говорить за всех, но наш род всегда заботился о тех, кто ему служит. Образование, услуги врачей и целителей… пенсии, в конце концов. В том числе и для семей, оставшихся без кормильца. Не самые плохие, как мне кажется… Но кому-то всегда покажется мало, Саша. – Дед на мгновение задумался. – Однажды Костя – когда ему было примерно столько же лет, сколько тебе сейчас, – пожелал выплатить дополнительную компенсацию одной симпатичной вдовушке, потерявшей мужа после аварии на заводе. Ровно пятьсот рублей из личных средств.
Не самая маленькая сумма. Даже по моим меркам. А для семьи рабочих – и вовсе огромная. Такое просто не могло остаться без последствий.
– И что случилось дальше? – поинтересовался я.
– Эта дура попыталась его соблазнить, – ухмыльнулся дед. – А через неделю таких неведомо откуда нарисовалось еще пять. Я уже не говорю о болванах, которые тайком сами совали руки в станки.
– И?..
– Что и? – буркнул дед. – В конце концов отцу пришлось закрыть производство. Три сотни людей остались без работы. А ту вдовушку зарезали прямо у дома месяцем позже. Кажется, за новую овечью шубу.
– Печальная история. – Я поморщился, будто чай вдруг почему-то стал невыносимо горьким. – Но в чем мораль? Как, по-твоему, правильно?
– Мораль в том, что никакого «правильно» вообще не существует. – Дед пожал плечами. – Ты не сможешь угодить всем – и всегда останутся недовольные. Нытики, которые считают, что именно с ними судьба, государство, аристократ или владелец фабрики обошлись несправедливо. И если ты собираешься заплатить каждому по пятьсот рублей из собственного кармана…
– То у меня не хватит денег?
– Хватит, – улыбнулся дед. – Но не сомневайся – завтра они придут и потребуют еще. Денег, справедливого суда, политических преференций…
– Освобождения заключенных, – добавил я.
– И его тоже. – Дед полез в ящик стола – видимо, за табаком. – И ты удивишься, кем на поверку окажется большинство несчастных узников: люмпенами, маргиналами, мелкими преступниками – а то и террористами. Вроде тех, с которыми ты уже имел сомнительное удовольствие познакомиться. Предлагаешь выпустить их всех?
– Нет, – вздохнул я. – И вряд ли этого бы хотел… хоть кто-то.
– А чего тогда? – Дед буквально не давал мне опомниться. – Возможности заниматься политикой? Да ради бога! Государственная дума существует уже чуть ли не сотню лет. По большей части туда всегда избирали бесполезный сброд – но мне случалось видеть и по-настоящему способных людей из простых.
Голова понемногу начинала закипать. Наверное, не стоило начинать подобный разговор без хоть какой-то теоретической подготовки – но деваться было уже некуда: дед явно оседлал любимого конька.
– Талантливые самородки непременно пробиваются наверх. Медленно, обдирая руки и прочие части тела – но все-таки пробиваются. – Дед причмокнул, раскуривая трубку. – Не могу сказать, что я так уж рад был каким-то там… лапотникам в Госсовете, – но только идиот станет отрицать их полезность. В конце концов, без них мы бы еще пятьдесят лет назад получили такой взрыв, по сравнению с которым дюжина уголовников с винтовками во дворце Юсупова – детский лепет.
Интересно – а знал ли обо всем этом Хриплый?
– А крепостное право? В последний раз мы пытались протащить реформу в тридцать четвертом! – продолжал дед, распаляясь все больше и больше. – И как ты думаешь – кто первым выступил против?
