Гордость и предупреждение - страница 22

– Смотри на меня.

Контроль потерялся на восьмом кругу преисподней. Татум распахнула глаза, плавно опустилась на член парня, вдохнула его углекислый газ. Этого ей не хватало. Забыть о завтрашнем дне, о совести, об ошибках и не думать ни о чем. Просто быть. Здесь и сейчас.

Они смотрели друг другу в глаза, пропадали в обоюдной похоти. Ему нравилось, как она реагирует на его прикосновения: не думает о покупках и планах на завтра – впитывает его поцелуи и движения, будто важнее в жизни ничего нет.

Дрейк укусила его за губу и оставила свои следы; его шея была такой сладкой, от него пахло мускусом и корицей – это сносило ей крышу. Дрейк любила корицу.

Крису нравилось, что девушка – не приверженец нежностей и ласковых поцелуев; ему определенно нравилось все происходящее. Адреналин кипел в венах, Вертинскому казалось, такого он не испытывал давно: как бы это поточнее назвать?

Страсть.

Это, несомненно, была именно страсть – оголенная, такая, что после этого можно умереть без сожалений. Девушки так или иначе требовали от него нежности.

Гнев – вот что текло по его венам вместе с кровью. Его он вымещал на парней Якудз и сумасшедших вечеринках. А девчонки хотели от него нежности, аж смешно. Татум окажется такой же, он уверен. Только сейчас этого не было: она скакала на нем, а трахалась будто сама с собой – ее больше заводила сама атмосфера момента, а парень был так, рядом.

Крис разозлился от своих мыслей – резко поменял положение, подмял Дрейк под себя, пристально посмотрел ей в глаза: она словно тащилась сама от себя; ее заводило то, что она трахает его, а не как-то иначе.

Это возбуждало. Такого откровенного эгоизма он до сих пор не встречал.

Вертинский впился в ее шею, от переизбытка эмоций укусил. Тат протяжно застонала, вцепилась в его спину ногтями, поцеловала. Целовала так, будто это последний раз, будто от этого зависит ее жизнь, будущее.

У обоих на языке появился соленый привкус ее крови: Крис явно перестарался, но плевать. Он навис над ней, готовясь вытрахать всю душу из девчонки. Чтобы она стонала из-за него. Чтобы смотрела и видела его, а не свое отражение в его глазах. Чтобы именно он занимал все ее мысли.

Но Тат уперлась ногой ему в плечо, остановила. Широко улыбнулась, тяжело дыша, оттолкнула его ниже, к ногам. Крис удивленно вскинул бровь.

– Только не говори, что тебе слабо́ поработать языком где-то, кроме моего рта. – Тат иронично усмехнулась.

Казалось, Дрейк все же впечатлило увиденное три недели назад: девушка на его лице на той вечеринке не симулировала.

«Она захлебнется в собственных стонах», – ухмыльнулся Вертинский, опускаясь между ее ног.

Провел языком по внутренней стороне бедра, сжал руками ягодицы, оставил невесомые поцелуи на коленях. Тат заинтересованно за ним наблюдала: такой яркий, полный власти над ней, уверенный в себе дьявол-искуситель.

Вертинский легко поцеловал низ живота, провел языком по складкам, впитывая ее стоны. Знал, где именно облизывать, посасывать, выделывать черт знает что, и Дрейк это нравилось.

Она хрипела, хныкала, хватала его за волосы. Тат задохнулась и сжалась, когда язык парня скользнул в нее. Крис останавливаться не собирался: рисовал языком узоры (весь чертов алфавит), надавливал на чувствительные точки – Тат была оголенным нервом.

Из глотки вырывался протяжный грудной полустон; Дрейк взвыла от прицельных движений языком в очаге возбуждения, дернулась, захлебываясь в стонах – как он и обещал. Задрожала, завибрировала, сжимая голову парня бедрами. Он знал, что делал. Ей хотелось дарить удовольствие: она дрожала от каждого его прикосновения, впитывала каждое движение как губка, поддаваясь только ему. Здесь