Горец. Гром победы - страница 27
А уж мои соседи и вовсе ходили гоголем, потому как водку пили на природе вместе с настоящим генералом и героем войны. Самим Бьеркфортом, которого все газеты славословили. Они этим еще лет десять хвалиться будут. Если не до смерти.
Прохаживаясь по лагерям пленных царцев, я ловил себя на том, что очень внимательно вслушиваюсь в ругань капо[7] и в то, как в ответ огрызается контингент. В обрывки разговоров пленных между собой.
Но ничего похожего на русскую речь я не обнаружил. К большому своему душевному облегчению. А то ведь аллюзии в голове разбегаются тараканами. Царство… да еще на востоке… подсознательно русских видишь, несмотря на то что здесь совсем другой мир.
Среди военнопленных из царцев квалифицированных рабочих оказалось очень мало, как правило, из саперов или артиллеристов. Но пушкари в плен попадают редко.
Больше набралось республиканцев. Особенно по разнообразию рабочих специальностей. Иной раз очень редких, вроде лекальщиков. Даже оторопь брала на такое расточительство людского ресурса республиканским правительством. Таких высококвалифицированных рабочих – и на убой! Но там у них всеобщее равенство. Не смог откупиться – служи.
Островитяне тоже попадались, но их количество было исчезающей величиной, как и численность их войск на Западном фронте. А на востоке Щеттинпорт еще пока не взяли на штык.
Забавный факт: виноградарей и виноделов окрестные помещики давно выкупили у начальников лагерей – отогузских офицеров. Как и маслоделов с сыроделами. Нарушение инструкции по содержанию пленных налицо, взятки опять же, но, посовещавшись, мы с генералом решили оставить все это без последствий. Так державе больше пользы. У помещиков за время войны из-за мобилизации оказался суровый дефицит не только в поденщиках, но и в основном персонале. А так они обязались кормить взятых под свою опеку пленных круглый год. Да и тем приятнее жить в отвязанном состоянии, а не ходить строем за «колючкой».
Когда списки рабочих специальностей были заготовлены, выстроили на плацу всех пленных, изъявивших желание работать на заводах, которым я и толкнул краткую речь.
– Если кто из вас думает, что таким образом он избавился от тяжелой работы с землей и камнем на строительстве дорог, тот зря надеется на легкую жизнь. Те, кто не подтвердит свою квалификацию на месте, будут немедленно расстреляны за саботаж и обман. Это гарантирую вам я, Кровавый Кобчик. Так что кто в себе не уверен, могут уйти из этого строя сейчас без последствий для себя. Разойдись.
На повторном построении после обеда недосчитались до трети «добровольцев».
Заново сверили списки, разбили всех по специальностям. От каждого взяли подписку о добровольном сотрудничестве и ответственности за саботаж. На этом отсеялось еще примерно процентов десять тех, кто не хотел связывать себя подпиской. Мало ли как она после войны аукнется?
Я не возражал. Колхоз – дело добровольное. Помощь врагу во время войны тем более.
Оставшихся – человек примерно сто двадцать построили в колонну и под конвоем удетских кирасир отправили пешим ходом в Калугу, где для них заранее подготовили пересылку.
– Серьезный у тебя подход, – не то похвалил, не то осудил мою речь Бьеркфорт, закладывая пальцем брошюру с моим наставлением по гигиене лагерей, инспектировал он эту сторону жизни пленных в первую очередь. Он не желал войти в историю человеком, у которого пленные мрут как мухи.