– Дашутке всего три года, он мог пообещать что-нибудь: игрушку, мороженое… А вот Светлана Эдуардовна должна отвечать за ребенка. Давай я заскочу в садик, а ты в отделение. Возьми ключи от моей квартиры, и не стесняйся, чувствуй себя как дома.
На улице, действительно, похолодало. Мелкий, какой-то осенний, дождик норовил пробраться под тонкую курточку. До детского сада было минут десять ходьбы. Разглядывая бегущих мам, заботливо прячущих своих чад под зонтами, я вспоминала суматошное время, когда утренний бег с Максимкой на руках начинал мой день. Сейчас у Максима своя жизнь, он – курсант военного училища. Мы редко видимся. Каково сейчас Иринке? С этой невеселой мыслью я толкнула дверь заведующей.
Любовь Аркадьевна третью неделю просыпалась с головной болью. С тех самых пор как среди ночи прозвенел звонок, и на другом конце провода низкий властный голос произнес: «Привет, подруга». Как же Любовь Аркадьевна надеялась, что больше никогда не услышит его. Она начала засыпать без снотворного, заставив себя поверить, что теперь свободна от всех обязательств, от постоянного страха.
Они с Любочкой росли в одном дворе, ходили в один детский сад, а потом в одну школу. Две подружки, две Любы. В маленьком дворике их пятиэтажки все про всех было известно. Казалось, сплетни опережают события. Когда в семье ее подруги случилось несчастье, никто особо не удивился.
Отец Любы, Петр, редко появлялся домой трезвым. В тот день он уснул на лавочке у сараев. Кумушки у подъезда даже делали прогноз на вечерний скандал в семье Сизовых, но скандала не случилось. Клавдия Сизова торопилась на завод в ночную смену и разыскивать супруга не стала. Около полуночи тишину спящего дома разбудил какой-то нечеловеческий крик, а потом звук удара. В окнах зажегся свет, на балконы выскакивали полуодетые люди. На асфальте, широко раскинув руки, лежал Петька Сизов. Врач «Скорой», прибывшей на место происшествия, осматривал тело и тихо напевал: «Орлята учатся летать». А в квартире Сизовых стояла тишина, милиционеры еле добудились спящую Любочку.
Хоронили Петра всем двором. Люба дала себе слово опекать подругу и ни на минуту не отходила от нее. На поминках, слушая речи подпивших соседей, Любочка Сизова вдруг встала и громко заявила: «А я рада, что папка помер, не будет теперь напиваться и скандалить с мамкой». На нее тут же зашикали. Соседка с третьего этажа Зинаида Львовна увела девочек к себе. Там, подружки, спрятавшись под стол, долго пугали друг друга, рассказывая страшные истории. Именно тогда впервые Люба по-настоящему испугалась, увидев взгляд подруги. Черные огромные глаза смотрели не мигая: «Думаешь, он сам с балкона спрыгнул? Это я его наказала. Так будет со всеми, кто не захочет меня слушать. Мне надоело, что нас одинаково зовут, теперь я буду Люба Первая, а ты Вторая. Когда мы вдвоем, зови меня Королева, и прислуживай мне, ясно?»
Страх вползал в Любочку с каждым словом, сказанным Сизовой. Черные глаза прожигали насквозь. С криком она бросилась прочь из квартиры домой. Родители списали испуг дочери на впечатления от тяжелого ритуала. Аркадий Иванович, тихий спокойный инженер, долго пенял жене, что пошла на похороны вместе с Любочкой. С тех пор Сизову все стали звать Любой Первой, а за сараями, когда их никто не видел она заставляла называть себя Королевой и целовать вечно грязные руки. Осенью девочки пошли в первый класс.
