Из ее окон моря не было видно – дом стоял на другой стороне холма. Но если подняться на него, а это не больше минуты ходьбы, то открывался изумительный вид на устье реки и залив Кестерли. Туристы и просто фотографы обожали делать отсюда снимки старомодного приморского городка. Широкая полоса песчаного пляжа пролегла между двумя утесами, окутанными во время прилива радужной пеленой мелких брызг. На равном расстоянии от утесов едва ли не к самому горизонту протянулся недавно реконструированный пирс – казалось, он так и манил уйти по нему в неизведанную даль.
Но Эрика ни разу не поднялась на холм и не дошла до конца пирса.
Ее усталые серые глаза оставались пусты даже тогда, когда она провожала взглядом пару ласточек, что стремительно проносились над гаражом рядом с домом. Птицы свили гнездо внутри гаража, и теперь ее машина была сплошь заляпана птичьим дерьмом. Впрочем, какая разница. Она все равно никуда на ней не ездит, Брайан же обычно оставляет свою на дорожке перед домом.
Черты ее лица были тонкими и правильными, а вот кожа – бледной и морщинистой, прибавляя как минимум десяток лет к прожитым ею тридцати. В любом случае, она давно уже не чувствовала себя живой, а если и чувствовала, то крайне редко. Иногда, приняв лекарства, Эрика ощущала прилив энергии. Возникало ощущение свободы, и тогда она казалась себе кем-то вроде мотылька, порхающего среди цветов шиповника, вербены и молочая.
Когда-то эти мотыльки вдохновили бы ее сочинить мелодию. Но теперь у нее не было ни пианино, чтобы ее сыграть, ни желания попробовать. Когда-то она знала названия мотыльков. Возможно, она и сейчас их вспомнит, если постараться – махаон, адмирал, белянка… Но вспоминать не хотелось. Это значило бы проявить к ним интерес, ей же это ни к чему, даже если ее сознание – тоже как мотылек – трепещет крылышками над мыслями и горизонтами, замечая их, но не позволяя им вторгнуться в темные, искореженные глубины ее чувств.
Какое-то время назад почтальон опустил в ящик какие-то конверты. Он – один из немногих, кто приходит сюда. Он и еще несколько человек, что доставляют сделанные по Интернету покупки, и член местного совета, агитирующий проголосовать за него на выборах. А ведь когда-то их дом гудел от посетителей – главным образом детей, которые приходили брать уроки игры на фортепьяно. Правда, тогда они жили в другом доме – в том, который они купили, когда родился Джонатан. Это было на севере, за много миль отсюда, почти у самой шотландской границы.
Были у нее и подруги, пусть даже всего несколько. Они продолжали приходить и после того, как умер Джонатан. Увы, у нее не было сил притворяться, что ничего не произошло, что жизнь продолжается. Она была вынуждена попросить родителей своих учеников подыскать им других преподавателей, после чего отгородилась и от подруг. Вскоре единственным человеком, которого она видела рядом с собой, остался ее муж Брайан.
Это не считая Отилии, потому что той всего три года. Кажется, скоро ей будет четыре. Эрика не могла точно сказать, потому что дата – число и месяц – вылетели у нее из головы. Лучше бы ей вообще не видеть Отилию! Да-да, так ей было бы гораздо легче.
Она чувствовала на себе глаза девочки, и от их взгляда ей делалось не по себе. Сердце начинало колотиться в груди, в голове со свистом проносились ласточки, в глазах плясали мотыльки. Отилия наблюдала за ней, застыв в дверях в дальнем конце комнаты, ожидая, когда она повернется к ней. Эрика почувствовала, как по ее спине скатился ручеек пота.
