Молодые украинцы терялись в тени бандеровцев. По-человечески некоторые из них нравились мне. Особенно запомнились Назаренко и Коц – настоящие украинские демократы. Но были и такие, что вину, скажем, украинского юдофобства сваливали на Россию, а зверства Богдана Хмельницкого и дальнейших своих погромщиков вообще отрицали. Но один из украинцев нового поколения запомнился мне навсегда. Это был простой сельчанин. Когда власти задумали разрушить его родную церковь, он поднял крестьян и два дня они держались, защищая храм, где когда-то молились их деды и отцы. В конце концов, войска и милиция разогнали народ, а тот, о ком я говорю, получил 6 лет строгого режима. Этот худой измождённый человек и в лагере вёл себя мужественно и старался помочь товарищам, чем мог.
Были в лагерях и армяне. Одна группа села за несогласие с линией границы с Турцией, а также с Грузией. Другая проповедовала нацистские идеи. Это, конечно, производило самое дурное впечатление. Маленький гонимый народ – и такая группа (впрочем, всего три человека). Но из песни слова не выкинешь.
Грузин в лагерях я не встречал. Был один аварец – очень милый и славный юноша, был азербайджанец, был башкир, был узбек. Да и кого только не было…
А сейчас мне хочется рассказать о Юрии Ивановиче Фёдорове. Это был удивительный человек. Внешне он настолько напоминал Дон Кихота, что и Доре и Домье, увидев его, поразились бы мастерству матери-природы и почтительно склонили бы перед ней свои карандаши. Это был поистине восклицательный знак бородкой вперёд. И походка, и голос, и взгляд – всё напоминало великого рыцаря Ламанческого. Но судьба его была ещё удивительней наружности. Юрий Иванович до ареста был ни много ни мало капитаном УВД и служил на Литейном, 6, почти в Большом доме. Будучи старшим следователем, он знал и соседей – следователей КГБ. Юрию Ивановичу было лет 40, когда он разочаровался во всём, чему до того поклонялся. Идеалом для него некоторое время ещё оставался Ленин, всё дальнейшее он считал извращением. Потом он разочаровался и в Ленине. Юрий Иванович увлёк других, они основали так называемый «Союз коммунистов». Вскоре они были арестованы. Фёдорова всячески старались уломать не заходить далеко, обещали замять дело, восстановить на службе в прежнем звании. Когда это не прошло, обещали минимальный срок, чтобы только суд был закрытый, как у всех нас. Но Юрий Иванович отлично знал законы (что естественно) и умел их применять куда лучше наивных и шумных зэков, мало понимающих ситуацию, в которую они попали. Он добился открытого суда, и судил его трибунал. Получил Фёдоров 6 лет – это было в 1968 году, не самом жестоком; в 1969-м ему могли раскрутить всю катушку, а то и что-нибудь похуже придумать. Уже под следствием Юрий Иванович вёл себя подобно политическим былых времен. Когда входил к нему начальник тюрьмы Круглов, он не вставал с койки, а на замечания отвечал, что правила на стене – для уголовников. «Вы ко мне не постучавшись вошли, почему я должен вставать перед Вами?» Так же гордо Фёдоров вёл себя в лагере. Вокруг него группировалась демократическая молодёжь, он возглавлял все голодовки и протесты. Его почти не видно было в лагере, он был то в карцере, то в ПКТ (это то же, что и БУР), а в конце концов отправили его во владимирскую тюрьму. Человек он был добрейший и деликатнейший, но непримиримый, когда речь шла о важном. Любопытно, что он картавил, подобно Ленину. Самым ценным в нём было не то, что он говорил, а тот отсвет, который его как бы окружал.
