– Почему не торгуешься? – Не сдерживая раздражения, с характерным акцентом, произнес продавец по имени Азиз.
– Солнце сегодня не с той стороны встало! Не благосклонно для торга! – ответил Ярослав.
– Солнце всегда встает одинаково! Не принято у нас так! Не торгуешься, значит не уважаешь! – огорченно произнес Азиз.
– Будет тебе, почтенный! Возьми деньги и отдай, что требуется. Тут много. На том и разойдемся!
– Нет! – возмущенно сказал Азиз, – За эти деньги потребуй хотя бы… это блюдо! – тут же сменил гнев на милость и услужливость. – Жене отвезешь! Рада будет тебе в нем фрукт носить! Или вот – масло из оливы! Как слеза! Бери!
– На кой оно мне, старец?! Нету у меня жены! Глаголют же! И настроя нету!
– Такой мужик и без бабы? Ай, не поверю! Ну хоть орехов с сухарями? Или вот – свежайший рахат-лукум! Даже у султана вчерашний уже…
– Хорошо! Орехи и сухари, и вот этот бурдюк с водой.
– Вот! Другое дело! – обрадовался Азиз, – Кофе еще тебе положу и турку на память!
– Да не пью я это!
– Бери, тебе говорят! – снова рассердился Азиз.
– Шут с тобой, клади это отдельно! – отмахнулся Ярослав.
Азиз собрал два тюка и отдал Ярославу.
– Приходи еще! Я еще кинжалы завтра принесу на продажу!
– Благодарю…
– Аллах с тобой!
Ярослав собрал тюки и побрел к пирсам.
«Утомил, паразит, со своим навязчивым гостеприимством!» – подумал Ярослав. Но не успел отойти и на сотню шагов, как налетели босяки и детвора, требующие подачки. Отдал пару копеек и одну из двух пресных лепешек, чтобы отстали, ибо не давали пройти. Украдкой пронаблюдав, как они бегут к этому же торговцу, очевидно обратно сбывая полученное.
«Эх! И почему я уже даже не удивляюсь сему?! Пес с ними! Прочь отсюда!» – пронеслось в голове, и Ярослав направился к пирсам.
В порту разгружалось несколько судов, и несколько готовилось к отплытию, включая военный парусник «Спесивый». Царили суета и шум.
«Как корабль назовете, таков путь он и пройдет! Надеюсь, не брыкается и не скинет с борта!» – мысленно усмехнулся Ярослав, пробираясь к своему кораблю.
Отвлекшись на кричащего носильщика, он внезапно наткнулся на какую-то нищенку в парандже, которая носила корзины от борта недавно причалившего судна. Та уронила корзину, из которой рассыпались овощи. Она сразу же начала что-то громко кричать противным голосом на своем языке. По тону было ясно – проклинает до пятого колена.
Ярослав поставил тюки и стал собирать все обратно в корзину.
На минуту портовый шум стих и даже сама крикливая женщина притихла от удивления, перестав сыпать проклятиями.
Казалось бы, что тут такого? Оплошность нужно исправить, ты же мужчина, да еще и офицер! Но это было не просто необычно, это было неслыханно. Чтобы русский офицер стал марать руки?! Не в жизнь!
Как ни крути, во время войны отношение к местным далеко не такое, как описывают в сказках и летописях. Оно избирательно, высокомерно или пренебрежительно. Большинству солдат и моряков был чужд и быт, и порядки османского общества, и, уж тем более, традиции народа. От неуважения к культуре росло и неуважение к людям.
Некоторый офицерский состав, порой и младший, искал в местных возможность самоутвердиться и показать «кто в доме хозяин». То есть с типичными замашками «маленьких людей» – унизить, посмеяться, силой заставить или иначе вынудить что-то сделать, да просто сделать гадость. Иначе говоря, другой офицер как минимум бы плюнул, обматерил и пошел бы дальше, а мог и избить. Но Ярослав не равнялся на «всех», делая то, что по совести ему велено. А совесть местами еще очень даже болела, и раны на ней не спешили зарубцеваться.
