Василий остался у ящика, а я подошёл поближе к установке. Внимательно осмотрев нагромождение трубок и проводов, из которых состоял этот сложный прибор, я понял: попасть внутрь этого кольца можно только одним путём, а именно – поднырнуть под блестящий тор в единственно свободном от коммуникаций месте.
Я нагнулся и пролез внутрь.
– Васька, тащи сюда ящик, я затяну, – пришлось перекрикивать шум установки, обращая на себя внимание.
Василий послушно приподнял и потащил в одиночку тяжеленный ящик с катушками и проводами.
Интересное место!
Я осторожно встал в центре гудящего кольца и выпрямился. По телу пробежал холодок и неприятная вибрация. Вдруг в моих ногах появилась какая-то непривычная лёгкость, словно я уменьшился в весе – невидимая сила легко поднимала меня!
Я попытался подпрыгнуть и подлетел сантиметров на шестьдесят!
Ничего себе!
– Васька, смотри! – я подпрыгнул ещё раз и почти достал высокий потолок лаборатории своей рукой.
Возникло невероятное ощущение лёгкости в теле, но оно как-то плохо слушалось, наверное, из-за изменившегося веса.
Василий, увидев это, бросил тяжёлый прибор и полез ко мне. Мы стали вместе с ним дурачиться, стараясь перепрыгнуть друг друга.
Витька, отвернувшись от нас, тыкал кнопки на компьютере.
Вдруг он поморщился и пробормотал:
– Ничего не понимаю. Что за возмущение идёт в контуре… – внезапно, повернувшись на наши с Васькой возгласы и увидев, как мы дурачимся в кольце, заорал. – Уходите оттуда как можно быстрее! Контур стал нестабилен! У вас слишком большая масса, вы…
Последние слова Виктора я до конца не расслышал. Вокруг нас с Васькой вдруг образовался какой-то светящийся круг, внутри которого струями переплетались пучки серебристого и сиреневого цвета, гул от установки перешёл в режущий ухо свист, а затем…
Яркая вспышка ослепила глаза, земля ушла из-под ног, и я почувствовал, что куда-то проваливаюсь…
Темнота в глазах разошлась, и теперь их заливал безумно яркий свет. В нос ударил насыщенный запах полевых трав, слух постепенно возвращался, и я услышал, как рядом громко застрекотали кузнечики. Резко встать не получилось, мышцы плохо слушались, и я завалился на землю.
Но зрение понемногу возвращалось, и вот сквозь стебли осоки мне удалось рассмотреть синее облачное небо. Я принялся усиленно шевелить извилинами мозга.
А мыслей сейчас было очень много…
Что так могло рвануть у Витьки? Куда делась крыша лаборатории?
В какую траву меня выбросило?
Да и вообще, жив ли я? Не оторвало ли мне руки-ноги?
Правую часть видимого неба занимала ветка раскидистой березы. Странно, не помню такую иву во дворе у Витьки. Где это я?
Ноги стало колоть, и я начал их ощущать – на месте, обе.
Подтянул руки, с трудом согнул в локтях. Медленно начал сжимать и разжимать ладони. Онемение отступало.
Можно попытаться сесть…
С огромным усилием сделать это, наконец, удалось.
Но глаза отказывались верить в происходящее. Это какой-то розыгрыш. Или сон…
Всюду, насколько хватало взгляда, был березняк, местами неохотно уступавший место полянам с черникой и брусникой. Левее, будто простриженный гигантским сумасшедшим парикмахером участок волос великана на густой шевелюре, была абсолютно лысая полоса степи.
Если бы там лежал асфальт, я бы подумал, что это дорога. Но там не было даже колеи.
Дальше, за этой пролысиной, где-то вдали на пригорке виднелись огромные поля. Судя по цвету, там уже колосилась рожь.
