Горлица - страница 22
Я даже ни разу с ней не потанцевал, ни разу с ней в кино не ходил или на дискотеку, у нас вообще нет с ней совместной истории, дружбы, любви, кроме редких сцен детства. Мы ещё вдоволь не насмеялись, не натанцевались, не напелись, не нацеловались на улице, на морозе, мы ещё не грели друг друга, озябнув, на остановках, не мечтали вместе о нашем будущем и вечной любви! Она же просто идёт мне навстречу, потому что по-настоящему любит и жалеет меня. Если всё так, решил я, то очень важно, когда я отворю её дверь. Ведь я хочу быть с ней всё время, после того как войду. Если сделаю это сейчас, то могу её не сберечь, а себя погубить, – мучился я. Мы можем потерять всё: радость встреч, горечь и светлую печаль расставаний, свежесть чувств и непосредственность нашей любви. И тут я понял, я не просто понял, а буквально прозрел: да я же её погублю, потеряю! Это было самое ужасное, что я только мог себе вообразить!
Нависая над ней на дрожащих руках, я тяжело дышал, пот катил с меня градом, заливая самого любимого моего человека в мире. Я не был мичуринцем и не умел бороться с природой, а если честно сказать – и не хотел! Да, в конце концов, есть масса других способов делать друг другу приятно! Зато моя девочка сбережёт себя для меня, будет ждать меня и всегда будет радоваться нашей встрече!
Я подался назад и встал на колени у неё между ног. В игре светотеней, я снизу, возможно, казался ей могучим атлантом. Моя девочка затаив дыхание, восхищенно смотрела прямо в меня. Её глаза, лицо, весь её образ сводили меня с ума! Но природа брала своё…
По моему телу побежала мелкая дрожь. От перенапряжения, в голове и в груди сильно стучало. Заглянув ей в глаза, я ласково улыбнулся: «Всё хорошо, любимая, всё хорошо…» Она всё ещё ждала меня.
Я почувствовал, как яички мои подтянулись, ягодицы напряглись и мальчик мой запульсировал. Опершись одной рукой о табуретку, другой я сильно схватил себя за бедро, брюшной пресс втянулся внутрь. Образ моей девочки предо мною размылся, взгляд мой осоловел. Не имея больше мочи сдерживаться, мальчик мой и всё моё тело забились в конвульсиях, я едва слышно простонал и обильно излился прямо на свою девочку, матрас и подушки…
Тяжело переводя дыхание, я возвышался над моей милой, закрыв глаза, пока судороги не прекратились, и потом, повалившись рядом с ней, произнёс:
– Теперь ты видела всё!
Она прильнула ко мне, а я подложил ей под голову руку. Глаза мои были полузакрыты, я ещё не мог отдышаться, лежал взмыленный, мокрый и отходил.
– Вадим, что с тобой? – с трепетом спросила она.
– Всё хорошо, родная, всё хорошо! – глубоко втягивая в себя воздух, промолвил я, – мне так хорошо и легко, как никогда ещё! – И добавил:
– Я потерплю, милая, ты права… Я просто понял, любовь моя, что люблю тебя больше природы… больше жизни своей!
Это была правда. Настоящая правда. В эту ночь я сделался взрослым, ответственным, в полную меру осознавшим, что же, наконец, и кто же мне нужен, с кем я хочу быть. Моя девочка оказалась именно тем милым созданием, которое было мне жизненно необходимо, – навсегда, на всю жизнь!
* * *
Мы тихо лежали. Я отдышался. Моя девочка с любовью глядела на моё благостное лицо и нежно водила рукой по моей мокрой груди. Ни брезгливости, ни стыда, ни малейшего отвращения ко мне она не испытывала. И я тоже. Внезапный поворот нашей близости не смутил и не разочаровал её. Размазывая по своему телу мой пот смешанный со спермой, моя девочка подносила к носу и ко рту руку, пробовала свой сбор. Ей было очень интересно, что это такое. Она впервые видела мужское семя.