– Там будет видно.
Тут явился Венька:
– О, Полина, ты уже не ребенок, ты телка!
– Венька, заткнись! – разозлилась я.
А Полина, наоборот, обрадовалась такому комплименту.
– Ну ты готова, Буська? Отлично, пошли. Ой, а гитара?
– Мать, ты что, собираешься глотку драть у Гордиенко? Не советую.
– Ты как с матерью разговариваешь? – напустился на нее Венька. – Да если хочешь знать, из нее могла бы выйти классная певица.
– Чего ж не вышла? – хмыкнула дочь.
– Много будешь знать, скоро состаришься. Пошли, Буська!
Что было у Гордиенко, я помню очень смутно. Когда мы с Венькой уже глубокой ночью вышли на улицу и сели в машину, он сказал:
– Согласись, я все-таки гений.
– Почему?
– Потому что выбрал тебя.
– Вень, а что это было?
Он внимательно на меня посмотрел:
– Это был успех. Явный и определенный. Сама, что ли, не поняла?
– Нет, я была все время как в тумане.
– Не придуривайся!
– Честное слово, Венечка, я даже ничего не помню.
– Интересно, а ты запомнила, что завтра должна начать с ним репетировать?
– Завтра? Репетировать? – искренне удивилась я. У меня есть странное свойство – иногда, если очень волнуюсь, я потом почти ничего не помню. Такое со мной уже не раз бывало.
– Буська, возьми себя в руки. Завтра в десять ты должна приехать к нему.
– В десять вечера?
– Утра!
– Но я же работаю.
– Завтра суббота!
– Ой, правда! С ума сойти! Венька, это что же выходит, я поеду на заграничные гастроли?
– Выходит, так!
– Опупеть!
– Ты уже опупела! Вот что, сейчас я поднимусь к тебе, ты дашь мне заграничный паспорт и две фотки на визу.
– Я не знаю, есть ли у меня, я завтра снимусь… И вообще, что ты сделаешь с паспортом в субботу?
– Тогда придется еще раз к тебе тащиться, а у меня со временем зарез. Ладно, черт с тобой. Кстати, вот тебе анкеты, заполнишь и в воскресенье где-нибудь пересечемся.
Он вытащил из валявшейся на заднем сиденье папки два листочка и сунул мне в руки:
– Держи. И хватит трястись. Все уже позади.
– То есть как это – позади? Все еще только начинается.
– Ерунда. Главный экзамен ты сдала на пятерку. Знаешь, какой Гордиенко строгий? А тут просто поплыл. Кстати, я думаю, не только от твоего вокала. Мне так показалось.
– То есть?
– Ну приглянулась ты ему!
– Не выдумывай!
– Да чего ты пугаешься? Тебе ничего не грозит. Он прекрасный муж, отец и дедушка. Но некоторая влюбленность на сцене не помешает. К тому же, если пустить слух…
– Что? Какой еще слух?
– О вашем романе с Юрашей. Знаешь, как побежит израильская публика смотреть на тебя?
– Я тебя убью! И никуда не поеду.
– Ну если убьешь, то и вправду никуда не поедешь, так что не советую!
– Дело в том, что мне, скорее всего, не дадут отпуск!
– То есть как?
– А вот так! У нас все спланировано, расписано, и неожиданно отпуск могут дать только в каком-то крайнем случае.
– Не волнуйся, это не проблема.
– Что?
– Придумать крайний случай! Чепуха!
– Я не умею.
– Черт с тобой, возьму это на себя.
И в понедельник он явился ко мне на работу. Наши все вытаращили глаза, а он уединился с Инной Геннадьевной – и через двадцать минут отпуск был подписан. Причем с завтрашнего дня. А отъезд, вернее, отлет был назначен на следующую неделю. Совершенно ошарашенная, я пошла его проводить к выходу:
– Что ты ей наплел?
– Какая разница?
– Что значит – какая разница? Я должна хотя бы знать, что ты наврал, чтобы не попасть в неловкое положение.
– Не попадешь! За это я ручаюсь. Она обещала быть предельно деликатной. Ну все, я помчался, времени нет!
