Сейчас я остыл. Может, спустя время стал более сдержанный в эмоциях. Поэтому сейчас прохладно…
— Да, — отвечаю, ставя на громкую связь. Привожу кресло в вертикальное положение, завожу двигатель.
— Ничего не забыл? — в его голосе холодная претензия. Я привык, он всегда так со мной общается. Демьян Ростиславович ставит себя выше всех независимо от родства.
— Нет, — тоже холодно отвечаю я, медленно выезжаю со двора, замечая девушку, которая выходит из супермаркета. Расстроенная, озадаченная, что-то листает в телефоне, не смотря под ноги.
— Мы приглашали тебя на семейный обед. Ты обещал быть, — предъявляет отец. Семьей он называет себя и свою молодую жену. Очень молодую, почти мою ровесницу. В принципе, ничего удивительного для человека с его статусом. Рано или поздно зажравшиеся дяденьки начинают трахать девочек, годящихся им в дочери. Только умные дяденьки не женятся на них и не притаскивают в свой дом. А мой отец сыграл в благородство. Только где было его гребаное благородство, когда он сослал меня с матерью за границу, чтобы не мешали ему жить?!
— Обещал, значит, буду, — отзываюсь я.
Останавливаюсь на выезде со двора, пропуская машину, кидаю взгляд в зеркало заднего вида и вижу, как девушка, которая недавно меня послала, сидит на асфальте и морщится, держась за щиколотку. Ее телефон и рюкзак валяются рядом.
А потому что надо под ноги смотреть. Растяпа.
И вот мне бы наплевать, встанет, вон какая-то бабка уже жалеет убогую.
Меня же попросили отстать!
— А ничего, что обед сегодня? — иронично спрашивает отец.
Бля… Забыл. Смотрю на часы. Да, сегодня, сейчас.
На самом деле не забыл, а скорее забил. Я последнее время не живу в отчем доме, дабы не портить семейную идиллию своим нелицеприятным видом и ядом, которым из меня сочится. Это когда мне было пять лет, я ждал отца, как бога, и верил в семью. В ссылке, в Европе. А сейчас поздно уже прививать мне семейные ценности.
— Да ничего, я думаю, вы не расстроились моему отсутствию, — так же иронично произношу и выхожу из машины помогать убогим. Чувствую, причитание бабки никак не помогает.
— Марк… — устало выдыхает отец. — Ты вроде уже взрослый мужик, веди себя подобающе.
— Да ну прекрати, какой из меня мужик, когда отец в меня не верит.
— Не начинай, ты прекрасно знаешь почему.
— Все, некогда мне, пойду сыграю в супермена, спасу убогих, — обрываю его тираду, сбрасывая звонок.
Подхожу к девушке на асфальте, она пытается неуклюже подняться, морщась.
— Молодой человек, — обращается ко мне старушка. — Помогите девушке.
Девочка поднимает на меня глаза и тут же сжимает губы, пытаясь сделать вид, что с ней все нормально. Поднимаю с асфальта ее телефон, прячу у себя в кармане, беру рюкзак, вешая себе на плечо. Наклоняюсь, подхватываю девушку на руки.
— А! Что ты делаешь? Просто поставь меня на ноги, — пищит она.
— Уверена? — ухмыляюсь, ставлю ее на ноги.
— Ай, — поджимает больную ногу, хнычет.
Цокая, качаю головой, снова поднимаю ее на руки. Уже не дергается.
— Держись! — рявкаю на нее, потому что она не знает, куда деть руки. Послушно обхватывает мою шею холодными руками. То-то же!
— Посади ее на лавочку. Девочке в травмопункт нужно, — тараторит под ухом старушка. — Я сейчас скорую вызову.
— Не надо, я сам ее отвезу.
— Отвези, отвези. А то этих пока дождешься, помереть можно, — причитает старушка. — Какой хороший мальчик, — уже кричит мне в спину, когда я одной рукой открываю заднюю дверь машины.
