– Алло, доброе утро, квартира Салтановых?
– Да, да, – сказала мама. – Простите, а с кем говорю?
– Это из родильного дома, а Артема Анатольевича, можно услышать?
– Конечно, конечно, – закричал спросонья Артем, придерживая трубку плечом, впопыхах натягивая спортивные штаны. – Я, я, это я, говорите!
– Пляши, папаша! У тебя сын родился. Вес три пятьсот, – сказал женский голос и положил трубку.
Артем действительно хотел плясать и петь, сердце выскакивало наружу.
«Слава Богу! Какой он? Какой он мой сын? «– этот вопрос задавал Салтанов сам себе, в то утро, сотни раз и уже спешил по гололеду, не обращая внимания на светофоры к родильному отделению.
Из гигиенических соображений, и так, для порядка, в палаты посторонних не пускали, просмотр разрешался только с улицы. Посетители-папаши выстраивались перед окнами, что-то кричали своим любимым, но их совершенно никто не слышал в здании, и, тогда они, губами, открывая широко рот, применяя жестикуляцию пальцев, как глухонемые, старались донести сказанное. Все это походило на театр пантомимы. В ответ, молодые мамы подносили своих детенышей к окну и показывали сквозь покрывшиеся инеем стекла. Туго завернутые в пеленки младенцы, похожие на матрешек, щурились от яркого, зимнего солнца, некоторые из них открывали свои малюсенькие ротики, изображая зевоту и желание вздремнуть. Счастливчики папаши, оказывались те, у которых жены-роженицы находились на первом этаже, но если на третьем, то это была явная неудача. Настеньку определили на первом. Помахав, она указала на санпропускник. Медленно передвигаясь, придерживая за больное место руками, чуть ниже живота, который не успел уменьшиться до нормы, она шла на встречу длинным коридором. И вот молодые родители сблизились и обнялись.
– Он в реанимации! – тихо сказала Настя и опустила глаза, стыдясь выступивших слез.
– Где? – удивился Артем и почувствовал, как у него задрожали пальцы. – Как в реанимации? – и только теперь он заметил залитые кровью глаза супруги, в которых полопались сосуды.
– Врачи сказали, что у него асфиксия, то есть, это значит, что малыш наглотался околоплодных вод, должен был закричать при появлении на свет, но, увы, этого не произошло. – И девушка опять заплакала, прикрывая лицо обеими руками.
Настя, всем своим видом показывала свою душевную боль, усталость отразилась на её измученных глазах и на бледных щеках. Очевидно, она не спала последние сутки и считала себя виновной в произошедшем. Её внутреннее состояние передалось и на Артема. Он обнял жену и принялся гладить по спине, пытаясь хоть таким способом унять ту душевную боль, которая впилась в сознание близкого человека.
– Все будет хорошо, вот увидишь… – утешал Артем измученную девушку, с трудом стоявшую на ногах.
– А если умрет? – хныкала Настя, положив голову на плечо мужа.
– Не умрет! У нас отличные врачи.
– Отличные? Откуда здесь отличные возьмутся? – яростным тоном произнесла встрепенувшаяся, недовольная девушка. Ей не понравилось то, что муж попытался выгородить пробел акушеров. – Они мучили меня всю ночь, никто не подходил, все забыли обо мне, наверно они ждали от нас взятку, но мы ведь не знали… никто не предупредил, что надо «дать на лапу». Эти проклятые деньги… он поэтому и наглотался, что тянули время, лучше б я дома родила, поверь! Если бы не одна медсестра… она потом ещё помогала доктору, каким-то прибором откачать из его легких воды, если б не она, не знаю что и думать, наверно не стояли бы здесь сейчас. Да, чуть не забыла, сегодня утром пришел главный и вручил рецепт, вот он, сказал, срочно – это поможет ребенку. – И она протянула помятый бланк.
