Диего напрягся, осознав, что наставник собирается посвятить его в некую тайну. Не выдержав напряжения, он воскликнул:
– Умоляю, говорите! Не томите меня!
– Я расшифровал эту пластину. Вот она… – Хосе развернул свиток перед молодым учёным и принялся быстро водить указательным пальцем по рисункам, скопированным с пластины. Под каждым изображением давалась подробная расшифровка.
Диего, как завороженный, не мог оторвать взгляд от свитка.
– Я узнаю эту пластину, – промолвил он почти шёпотом, – почему-то именно она врезалась мне в память.
– Запечатленные на ней сцены как раз и передают историю Паи Суме и его сыновей, – пояснил Акоста. – Смотри, Диего! Здесь всё, о чём я рассказывал: каменный дождь, огонь, пожирающий жилища и людей. Далее стоят мужчина и два мальчика. На следующем изображении – старик, он же Паи Суме, и два его взрослых сына. Вот старший сын протягивает группе людей, вероятно, гуарани, колосья. Младший брат запечатлён рядом со змеем. Следующий сюжет: змей обвивает молодую девушку. Ещё на одном рисунке отчётливо видны очертания города… – Пожилой иезуит умолк, переводя дыхание.
– Город Тамандуаре, – задумчиво произнёс Диего.
– Да, несомненно. Смотри дальше… – Учёный указал на одно из изображений. – Женщину, вероятно, мать-прародительницу, мы видим во время родов: ребёнок покидает её лоно. Давать жизнь – предназначение женщины. Но погляди сюда… – Хосе привлёк внимание гостя к другому рисунку. – В роли роженицы выступает Тамандуаре, только ребёнок появляется у него изо рта.
Диего долго рассматривал рисунки, выполненные искусной рукой Акосты. От его цепкого взора не ускользнуло то обстоятельство, что черты лица Тамандуаре слишком похожи на европейские.
– Что всё это, по-вашему, значит?
– То, что Тамандуаре создаёт себе подобных. Новорождённый похож на него, как две капли воды…
Диего оторвал взор от свитка и воззрился на своего старшего собрата по ордену.
– Но мужчина не может сам воспроизвести младенца на свет. Возможно, это некая аллегория? – предположил он.
– Я тоже так думал, пока не переговорил с одним старым вождём гуарани. Он увёл своё племя в горы, не пожелав следовать за собратьями через Парану. Старик поведал, что у гуарани издревле бытует поверье: город Тамандуаре существует, и правит там младший сын Паи Суме. Он до сих пор жив, потому что ему служит змей Колоканна.
Диего с сомнением покачал головой.
– Может, это только красивая легенда?
– Старый вождь назвал даже приблизительное местонахождение закрытого города.
Молодой иезуит округлил глаза.
– Не может быть! И где же?
– В Рогатой стране – на землях, где не ступала нога гуарани, – пояснил Хосе.
– В Парагвае?! – воскликнул молодой иезуит.
– Вероятно, – согласился Акоста. – Земли там действительно не изучены и малонаселенны. Августинцы, францисканцы и доминиканцы предпочитают создавать свои миссии около Асунсьона или Энкарнасьона, опасаясь продвигаться вглубь сельвы.
– Допустим, что город существовал. Не исключено, что найдутся какие-то следы, – высказал собственное предположение Диего. – Но ведь основатели его давно вымерли вместе со своим Тамандуаре?
– Возможно, и нет, – спокойно возразил Хосе. – За двадцать лет пребывания в Перу я поверил во многие мифы и несуществующие города. Конечно, индейцы склонны к мистификации, но в основе каждого сказания лежат реальные события и реальные люди.
Диего намеревался было продолжить спор, но воздержался. Теперь он понял, за что вице-король так невзлюбил Хосе дель Акосту: слишком смелые он имел суждения…
