Впрочем, при ближайшем рассмотрении, становится понятно – у почти погибшей ДЖД есть еще надежда на возрождение. Рано мы с ней попрощались, поживем еще! Вот же, в двух шагах, – и новенькая насыпь, и глянцевые рельсы, и белая куча бетонных шпал.
Напрасно этот холодильник на колесах убегал от снежного ветра, все равно на каждой остановке в него врывались новые клубы инея и мороза. Самое высокое место в полуживом троллейбусе, которое «для детей и инвалидов», оккупировала то ли и впрямь глуховатая, то ли донельзя нахальная тетка.
Ей, похоже, тепло, уже три остановки как завоевала внимание окоченевших пассажиров, а не унимается, зычно и пронзительно треплется по мобильнику. В общем, цепко держит на себе недоуменные и вяло осуждающие взгляды окружающих. Резко оглашает названия остановок, точно сверяет с часами время прибытия, но больше оглушает нас короткими выкриками:
– Да. Да. Да нет, – как выстрелы разносятся по салону ее слова. От каждого такого залпа вынужденные попутчики вздрагивают. – Да. А ты? И что? Да. Да. Да нет.
Троллейбус немного буксует, останавливаясь у Дома Бажова, в распахнутые двери норовит втиснуться вьюга, кроме нее никто входить не собирается. Нудная бормашина электрического гула и колесных вибраций затихает на время, и в наступившей тишине звучит:
– Да! Он у меня парень яйцастый!
Народ сдержанно прыскает.
– Ой, подожди, – осекается дама.
Она судорожно озирается по сторонам, осознавая себя и пространство, минуту думает и кротко добавляет:
– Это я про кота! Я – котоводка!
Народ уже не просто смеется, а включает хохот на полную катушку. Благодарная аудитория, как говорится, разогревается, впадая в реальную покатуху. Лишь мадам-котовод не веселится. Но и не особенно грустит. Думает о чем-то, озадаченно улыбаясь.
В Ёбурге, у автовокзала, аккурат вканун выборов открыли киоск для любителей зимней рыбалки. Назвали «Козявочная». Честное слово! И оформили живописьненько: мультяшными портретами всяческих счастливых козявок – мормыша, мотыля, малинки, опарыша и других озорных червяков. По мнению художника, именно так все они радуются накануне рыбалки, восторженно готовят рыболовные снасти, и ликуют, насаживаясь на крючок. Такая вот рекламная трактовка настроений, биографий, судеб корма.
Ой, что-то это мне напоминает.
Книжный мир Шарташского рынка
Вынос книг из наших домов продолжается второе десятилетие. Упрямым потопом течет по городским пространствам период ликвидации личных библиотечных коллекций. Пачки никчемных книг народ иногда подбрасывает на крыльцо соседней библиотеки, как нежелательных детей к дверям роддома. Уральские бабки активно распродают на Шарташском рынке когда-то страстно собираемые домашние библиотеки. Движется прогресс, ага! Прогрессирует постыдная черта новейшей эпохи коммуникативного развития – книжный исход из жилищ.
Сбываются книжонки по дешевке, что фолианты, что брошюры. Почти все книги в отличном состоянии, а старческие руки, выкладывающие их на зыбкую картонную коробку, – нет. Не меньше сотни этих драматичных сцен и мелких сценок, или по терминологии предельно прогрессивного, весьма у нас популярного, чрезвычайно современного искусства, уже привычный глазу, всесезонный уличный флешмоб последних лет – бабушки плюс книжки – вижу ежедневно не только на рыночной площади, но и на каждом городском углу, на всех перекрестках центра Екатеринбурга. Старухи эти здорово походят на свои книжные обложки и корешки. Такие же выцветшие, неликвидные, мало кому интересные, крепкие, но нечитанные. И те, и другие – в пигментных пятнах.
