Сигруд озирается, стоя посреди крошечного островка света, который отбрасывает единственная оставшаяся масляная лампа. «Не покидай свет!»
Мгновение спустя тень исчезает, мигнув.
Сигруд хватается за радиопередатчик свободной рукой – это часть приготовлений на случай, если кто-то попытается устроить ему засаду. «От этого не будет толку здесь, так далеко от входа», – думает он. Отбрасывает эту мысль, гадает, что же делать.
А потом дрейлинг чувствует внезапное внимание, словно вся тьма в комнате повернулась к нему и начала разглядывать.
Во тьме раздается низкий, страшный стон, похожий на звук, с которым высокие деревья медленно колышутся на ветру. Его левую руку внезапно пронзает ужасная боль, как будто шрам наполняется расплавленным свинцом.
Откуда-то из дальнего угла шепотом спрашивают:
– А ты кто такой?
Сигруд опускает пистолет. Он не очень-то понимает, что делать в такой ситуации, – его не готовили к беседам со стеной тьмы, – но, с другой стороны, отвечать на вопросы он умеет.
Дрейлинг инстинктивно прибегает к легенде, которая соответствует документам в его кармане.
– Йенссен, – говорит он.
В ответ тишина.
Потом голос озадаченно повторяет:
– Йенссен?
– Да.
– И… что же вы здесь делаете, господин Йенссен?
– Ищу работу, – решительно отвечает Сигруд. – В ханастане.
На этот раз пауза длится гораздо дольше. Потом справа раздается ритмичное постукивание, как будто змея дергает хвостом. И медленно, очень медленно во тьме проступают… крошечные искорки холодного света, словно ужасно далекие звезды.
– Не уверен, что понимаю смысл происходящего, – негромко произносит голос. – Ты или глуп, или врешь, что тоже довольно глупо. – Потом, приблизившись, он продолжает: – Но ты меня призвал. Ты, или он, или вы оба.
Сигруд смотрит вниз. Круг света медленно сжимается. Дрейлинг самому себе напоминает водяную крысу, которую душит питон.
Голос шепчет:
– Ты работаешь на них? Это они тебя наняли? Скажи мне.
Сигруд понятия не имеет, о ком говорит невидимка, но отвечает:
– Нет. Я один.
– Почему ты убил Кхадсе?
– Потому что… потому что он убил моего друга.
– Хм… но ведь это было довольно трудно, не так ли? Я окружил его защитой, снабдил разными мерами. – Короткий, тихий всплеск стрекота, словно поют сверчки в огромном лесу.
Сигруд спрашивает себя: «Где я? Может, это уже и не скотобойня?» Но над ним по-прежнему висит масляная лампа.
Голос продолжает:
– Ты не должен был его выследить, не должен был ему навредить. Но все же я чувствую, что защита, которую я ему дал, в твоей сумке…
Круг света еще немного сжимается. Единственный глаз Сигруда распахивается, когда он осознает смыл сказанного. «Так это… это существо, – думает он, – и есть наниматель Кхадсе? Неужели эта тварь… Ноков?»
– И я чувствую от тебя запах, – продолжает голос во тьме, – мой собственный почерк, мой собственный список, переданный по моим каналам. Письмо. Мое письмо!
Сигруд сглатывает.
– Ты лжешь мне, – говорит голос. – Я не верю, что ты мог убить Кхадсе без помощи. Их помощи.
– Я сделал это в одиночку.
– Ты так говоришь. И все же я тебе не верю.
Долгая тишина. Сигруд чувствует, как что-то шевелится среди теней: сухой шорох, приглушенный вздох.
– Ты знаешь, кто я такой? – шепчет голос. Граница тени уже всего в нескольких дюймах от ног Сигруда. Он держится очень прямо и напряженно, стараясь изо всех сил не допустить, чтобы локоть или колено соприкоснулись с этой мрачной завесой. – Знаешь, что я могу с тобой сделать? – спрашивает голос. – С Кхадсе ты, конечно, расправился… но я способен на такое, что убийство покажется благостью.
