– На пол капаешь.
– Уже ухожу, – сказала Тереса. – Большое спасибо, сеньора.
– Пока, Тересита, – сказал отец, – всегда милости просим.
Роса проводила ее до дверей. В коридоре Тереса, понизив голос, сказала:
– Я тебя хотела попросить, Росита: одолжи мне голубую ленту, ты еще ее в субботу надевала. Вечером верну.
Худышка понимающе кивнула, поднесла палец к губам. Скрылась в глубине коридора и вскоре вернулась, ступая на цыпочках.
– На, бери, – прошептала она заговорщицким тоном. – А тебе зачем? Куда идешь?
– У меня встреча, – сказала Тереса, – один молодой человек позвал меня в кино.
Глаза у нее сияли. Кажется, она радовалась.
Неспешно моросивший дождик качал листву на Камфарной улице. Альберто зашел в лавку на углу, купил сигарет, дошел до проспекта Ларко, запруженного автомобилями, некоторые – последних моделей. Яркие капоты расцвечивали серый день. Прохожих было много. Он довольно долго разглядывал девушку в черных брюках, высокую и пластичную, но потом она скрылась из виду. Экспресс не шел. Альберто показалось, что поодаль двое парней ему улыбаются. Через пару секунд он их узнал. Покраснел, промямлил: «Привет», парни бросились его обнимать.
– Ты где столько времени пропадал? – спросил один, в костюме свободного кроя, с коком, напоминавшим натуральный петушиный гребешок, – Мы тебя сто лет не видели!
– Думали, ты переехал из Мирафлореса, – сказал второй, низенький и полноватый, в мокасинах и ярких носках. – Совсем тебя не видно в квартале.
– Я теперь живу на Камфарной, – сказал Альберто, – и учусь в Леонсио Прадо. Отпускают только по субботам.
– В военном училище? – удивился тот, что с коком. – За что тебя туда упекли? Там, наверное, жуть кромешная.
– Да нет. Привыкаешь, потом даже нравится.
Подошел экспресс, полный. Пришлось ехать стоя, держась за поручни. Альберто подумал про людей из автобусов в Ла-Перле или трамваев Лима-Кальяо: кричащие галстуки, запах пота, немытых тел. В экспрессе все были чистенькие, вежливые, улыбались.
– А где машина твоя? – спросил Альберто.
– Моя? – не понял тот, что в мокасинах. – А, папаши моего. Больше не дает. Я ее побил.
– Ты что, не знал? – взволнованно сказал второй. – Не слышал про гонки на набережной?
– Неа, не слышал.
– Ну ты как с луны свалился, чувак. Тико вообще безбашенный, – при этих словах Тико польщенно разулыбался, – он поспорил с психом Хулио, – с Французской улицы, помнишь? – что обгонит его на набережной, на участке от нас до Обрыва. Еще и после дождя, представляешь, обалдуи? Я с Тико ехал. Хулио поймали патрульные, а мы слились. С вечеринки ехали, ну, сам понимаешь.
– А как побил-то? – спросил Альберто.
– Это уже потом было. Тико удумал вилять задним ходом на Атаконго. Ну и въехал в столб. Видишь шрам? А ему ничего, нечестно даже. Везучий, подлец.
Счастливый Тико широко улыбался.
– Да, ты тот еще зверюга, – сказал Альберто. – А как дела у всех наших?
– Хорошо, – сказал Тико, – мы сейчас на неделе не собираемся, у девчонок экзамены, так что они свободны только по субботам и воскресеньям. Теперь все по-другому – им разрешили ходить с нами в кино или там на вечеринки. Мамаши немного пообтесались, не возражают, чтобы у дочек были поклонники. Плуто встречается с Эленой, представляешь?
– Ты с Эленой? – восхитился Альберто.
– Завтра будет месяц, – сказал тот, что с коком, и зарделся.
– И тебе позволили с ней встречаться?
– Конечно, позволили. Ее мать иногда приглашает меня на обед. Ах да, Элена же тебе нравилась.
