Город и псы - страница 7

– Говорящих? – оживлялся Серёжа.

– Ну, наверное, говорящих, – неуверенно отвечала мама. И, поскольку варианты с рыбками отпадали сразу, то приходилось мучительно выбирать между черепахой и птицами. По ночам ему снились летающие собаки с лохматыми и грустными мордами, и Серёжка, просыпаясь, плакал от жалости к бездомным четвероногим бродягам, а заодно и от жалости к себе. Отец, хоть и придерживался нейтралитета, но ко всяким попыткам притащить со двора пса относился весьма настороженно, если не враждебно. Это делало его союзником мамы и лишало Серёжку последней надежды. Но однажды родители всерьёз поругались, и предметом их ссоры был он, Серёжка, со своими проблемами. Он уже давно заметил, что когда они говорили тише обычного или вообще понижали свой голос до шёпота, то это всегда становилось подозрительным, и, казалось, что разговор идёт непременно о нём. Так было и на сей раз. Услышав приглушённый голос отца, сопровождаемый газетным шелестом, он не удержался, чтобы не приложится ухом к прохладной поверхности двери возле самой её границы.

– Ну, конечно же, ты хочешь быть добреньким, – звучал голос мамы, в котором проступало нескрываемое раздражение, – а кто будет убирать эту псарню? Ты?!

– Зачем я, – у собаки свой хозяин будет, а ещё лучше, если мы все будем ухаживать за ней. Ты же сама говорила, что через отношение к животным у детей формируется отношение к людям. Вот и надо воспитывать доброту уже сейчас.

– Тоже мне, Макаренко. Лучше бы сам занялся ребёнком и воспитывал в нём доброту, а не перекладывал это на собаку. Отец нервно зашуршал газетой, но промолчал.

– Вон, у Капустиных, с третьего этажа, – продолжала напирать мама, – и кошка, и собака дома. И что? Только и слышно, как они верещат, когда младший таскает их по комнате за хвост. Настоящий живодёр растёт.

– Наш Серёжка не такой, – спокойно возразил отец и вспомнил, как прошлой осенью в город приезжал зверинец, и сын потом всю ночь не мог уснуть, а наутро заявил, что разработал план освобождения зверей, и неизвестно, чем бы всё это кончилось, если бы зверинец вскоре не уехал.

– И потом, эта вонь, шерсть, – не унималась мама. – Ну, ладно бы ещё болонка или какая-нибудь карликовая, но, ведь, ему овчарку подавай. Такую собаку нужно выгуливать. А если грязь? Не наденешь же на неё калоши. И вообще…

Они ещё долго спорили, и Серёжка с замиранием сердца следил, как попеременно перевешивала то одна, то другая чаша весов, пока, наконец, не стало ясно, что его мечте не суждено сбыться, потому что отец стал явно сдавать позиции, а вскоре его красноречие и вовсе иссякло под натиском маминых доводов. Через минуту, они уже сидели, обнявшись, перед телевизором и говорили о вещах совершенно не связанных с предыдущей темой. Серёжка досадливо закусил губу, и, с трудом сдерживая слёзы, отошёл от двери, после чего бросился в постель и яростно уткнулся головой в подушку, надвинув на себя тёплое верблюжье одеяло.

А, спустя месяц, не смотря на неистребимую зависть к владельцам породистых псов, он сам стал обладателям двух певчих кенаров, к которым привязался всей душой, и часто торопился с улицы домой только лишь затем, чтобы послушать их пенье и поговорить с ними.

Ночью Серёжу разбудили странные звуки, доносившиеся с улицы. Они отчётливо различались сквозь законопаченные зимние рамы, и были похожи на щёлкающие удары плети, рубящей с оттягом по сухому, морозному пространству. Щелчки то удалялись, то приближались вновь, словно двигались сами по себе, и при этом не сопровождались никакими другими звуками. Постепенно они становились всё тише и глуше, пока вовсе не исчезли в холодной, мерцающей мгле.