Город, который… - страница 11

– Не. Я с Левого вообще-то.

– Приехали на хату. На тачке. – В глазах парня снова мелькнула тень ужаса. – Ну, замутили, то, сё… Потом надо было метнуться по делу. А Паха остался со шмарой. И ещё один кентишка. Ну, мы вернулись минут через двадцать, а… Там – вилы! Двери вынесены, кровищей всё залито, какие-то куски… Трупов-то нет, но… А на всех стенах шашечки нарисованы, как в такси. Кровью!

– Фига се! – Тимофей выслушал недоверчиво, поскрёб щетину, предположил: – Может вам это… Привиделось?

– Хрена там! Привиделось… А главное, – парень понизил голос, – базар до этого был… Ну, щипача-то того кинули, с кем приехали. Главное – бабок хватало, я спецом Пахе отдал полтос. А он зажал. И говорит: «Да что он сделает-то? В мусарню побежит?» А Саня: «А если сюда поднимется?» А Паха: «И что? Сожрёт нас? Порежет на мелкие куски?»

Дальше ехали молча. Перед тем как вылезать, нарик ещё раз поинтересовался:

– В расчёте, шеф?

– В расчёте, в расчёте…

Следующие несколько дней ситуация в городе лишь осложнялась. Слухи насчёт Иркутской трассы подтвердились: за неделю до Таёжного не добралось ни одной машины. Поезда по-прежнему не ходили.

Народ ломанулся сметать с полок магазинов всё подряд: давка, крики…

На пятые сутки почти все продуктовые позакрывались. Местная агрофирма, хлебозавод и несколько мелких пельменно-колбасных цехов продолжали работать, но всю реализацию под контроль взяли городские власти. Через неделю были введены продуктовые карточки. Тимофей помнил уже подобное – в самом конце восьмидесятых. Но сейчас всё было гораздо страшнее – потому что непонятней.

По местному телеканалу и на радио выступления мэра, депутатов и представителей разных ведомств с призывами к спокойствию сменяли одно другое, а в головах людей всё ширился и ширился ужас, подогреваемый гуляющими по очередям сплетнями и леденящими кровь рассказами соседок…

Тимофею запало в память: он стоял в кармане у дороги в ожидании пассажиров, а по тротуару, слегка шатаясь, приближалась женщина с бледным лицом и чёрными, падающими на глаза волосами. Одежда на ней была порезана на длинные полосы, а руки испачканы чем-то красным. Она шла и разговаривала сама с собой, не кричала, но – в полный голос, так что было слышно даже сквозь поднятое стекло:

– Всё. Конец. Думаешь? Да! Оно пожрёт всё, всё… Нет! Да! Мы все умрём! Будем душить друг друга, резать и напиваться кровью! Нам же так хочется…

Поравнявшись, она резко шагнула к машине, наклонилась, её ладонь впечаталась в лобовуху. Лицо придвинулось настолько, что на стекле появился туманный след её дыхания. Она сказала:

– Нас поглотит тьма! Мы растворимся… – потом жутковато негромко рассмеялась и пошла дальше.

– Кассандра, блин, – пробормотал Тимофей.

Кликушествующая ведьма потом мерещилась ему целый день…

Тимофей продолжал ежедневно выходить на линию и смотрел по сторонам уже не просто с беспокойством, а порой – с откровенным страхом. Сначала он полагал, что кто-то намеренно сеет панику, пользуясь неразберихой со связью, но странностей в самом деле становилось всё больше, и отмахиваться от них стало просто невозможно.

Поворотной точкой для него стал кошмар наяву, который поверг его в полную прострацию на несколько суток…

День был в разгаре, он вёз с автостанции на Правый какого-то напыщенного «бизнесмена».

Тимофей терпеть не мог таких, прям раздувающихся от ощущения собственной важности. Разговаривать с каким-то там таксистом этот лысый крендель считал ниже собственного достоинства, однако от вещания великой истины удержаться был не способен. В результате он никак не мог заткнуться, но каждое слово едва ли не цедил сквозь зубы.