Город мастеров. Беседы по существу - страница 18
Недавно певица в очередной раз приехала в Москву и пела для россиян, к которым явно неравнодушна.
– Пани Марыля, ваша манера пения не изменилась. Однажды вы сказали, что рок – это бунт, и, похоже, продолжаете бунтовать. Против чего?
– В шестидесятые годы я начинала с биг-бита (так тогда назывался рок). Это бунт, голос тех, кто не согласен с существующими канонами и стереотипами. Мода тут ни при чем, она меняется, а мои концерты всегда те же. Я очень люблю энергичную музыку – эти звуки дают мне силу, экспрессию, очень важную для больших залов, К тому же такая музыка соответствует моей натуре. Не представляю, что смогла бы спеть под фонограмму, – это не моя энергия. Дело в том, что у меня есть своё мнение, я непокорна и делаю то, что хочу.
– Но если вы делаете что хотите, то как вам удавалось в прежние времена ладить с властями, которые этого не любят?
– Знаете, у нас социализм никогда не был серьёзным. Люди, которые пытались это устроить, говорили одно, а думали другое. Коммунисты и дома молились, и в костёл ходили. В общем, это была такая игра.
– Сейчас другое время, другие песни. Но молодежь по-прежнему вас слушает. Как вы думаете, почему?
– Дело не в песнях. «Роллинг стоунз» всю жизнь поют одно и то же, и люди слушают, потому что Мик Джаггер имеет внутреннюю энергию. Я играю другое, но это не имеет значения. Самое главное – энергия и харизма. Если этого нет, можно играть современную, модную музыку – ничего не получится. Главное в том, что зритель мне верит.
– А собственные дети – верят, прислушиваются к советам?
– У них свой путь. Но они всегда говорят, что я очень терпима, и всегда делали то, что хотели. Я за то, чтобы каждый решал свои вопросы сам.
Дочка Казя учится в ветеринарной академии, влюблена в животных. Старший, Ян, три раза оказывался на первом курсе, всё ищет себя. Поступал на разные факультеты, прекрасно сдавал экзамены, но через год говорил – нет, это не для меня. Сейчас изучает философию. А младший, Анджей, очень любит ездить со мной на гастроли. Муж мечтал, чтобы он учился экономике, сын согласился, но недавно твердо сказал: нет, хочу быть музыкальным продюсером. Муж меня упрекает: а… это ты его испортила!.. Но я всегда хотела, чтобы у детей был свой ум, и многое разрешала, остальное зависело уже от них. Может быть, это была ошибка, жизнь покажет.
– Ваша родина – Вильнюс?
– Да, мой отец – профессор биологии, преподавал в Вильнюсском университете. Когда Вильно стал советским городом, родители собрались в Польшу. Отец с маленьким братом успели сбежать в Зелену Гуру, а 19-летнюю мать, беременную мною, арестовали энкавэдэшники. Обвиняли в подрывной деятельности, грозили выслать в Сибирь. Она чудом сохранила ребенка. Через месяц дознаний и пыток некий майор, как ни странно, сжалился и отпустил: мол, куда тебе в Сибирь в таком платьице? Замёрзнешь!
– Те давние события не испортили вашего отношения к нам?
– Нисколько. У меня много тёплых чувств к России. Ведь во мне и русская кровь: моя бабушка по отцу родом из Тулы. Я чувствую, что русские мне гораздо ближе, чем, например, американцы. Если нахожусь где-то на Западе и слышу русский язык, то думаю: вот, наши люди…
– Откуда так хорошо знаете русский?
– В наших школах его когда-то изучали все. А потом я много раз приезжала сюда на гастроли. Первый раз – в Сочи, на фестиваль политической песни. Пела «Эх, дороги» под гитару и даже получила там приз – фотоаппарат. А в 1971-м состоялись мои первые гастроли с польской эстрадной группой. В Одессе был такой случай: ко мне подошел организатор и предупредил: мол, вы вчера пели песню на английском языке, и если сегодня снова будете петь на английском, то опустим занавес. Я, конечно, пела что наметила, и занавес опустили. А вообще-то я очень мало пою западные песни.