– Тогда почему выучилась на переводчика?
– Не знаю. Иногда мне кажется, что я просто с рождения говорила на французском. Наверное, пошла по пути наименьшего сопротивления.
– Похоже на правду, – кивает женщина скорее своим мыслям, чем в ответ на мою реплику. Затем улыбается, будто берет себя в руки, и спрашивает:
– Хотела бы взять что-то из этого себе? Может, тут есть что-то винтажное, но интересное. Мода ведь циклична. И если что, все можно перешить.
– Спасибо, – порываюсь обнять хозяйку, но для этого нужно перелезть через башню из только что сложенной одежды. Лучше не рисковать.
Еще пару часов мы разбираем одежду, раскладываем ее по мешкам и полкам. Немного памятных, красивых или новых и стильных вещей Оливия повесила в другом шкафу, в спальне хозяйки. Или сложила там же в комоде. Большую же часть мы упаковали до вечера – за ними приедет кто-то из ее знакомых, отвезет в магазин.
Еще раз просматриваю свою стопку – несколько винтажных платьев, оригинального кроя брюки и юбка, ретро джинсы и пара безумно дорогих, но слегка поношенных сумок, которые Оливия не хочет оставлять из-за свободной формы. Оказалось, она – рьяный приверженец жестких форм и четкой геометрии. Для нее даже круглая сумка лучше «этого мешкообразного безумия хипстеров». А мне кажется, что они крутые.
В шкафу в гостинной остаются только те вещи, которым там действительно место – коллекция пластинок, книги, сервиз из безумно тонкого фарфора и другие памятные, раритетные или дорогие Оливии вещи. На одной из полок ставим коробку с фотографиями – нужно купить для них альбом. Патефон занимает прежнее место, потому что ни на одной открытой полке не помещается. На антресоль возвращаются пластиковые прозрачные контейнеры с елочными игрушками, зимней одеждой, лыжи и прочие мелочи.
– Остались финальные штрихи, и мы свободны, – сажусь на кресло и пододвигаю к себе одну из оставшихся коробок, легкую, но объемную, будто от телевизора. Открываю и пару секунд пытаюсь осмыслить увиденное.
– Оливия, а кем вы работаете?
– Работала. Сейчас живу на квартирную плату, – отзывается она, протирая оставшиеся свободными полки.
– Так кем?
– Секретарем, бухгалтером, одно время вела финансы в фирме мужа. А что?
– Не швеей…
Не замечаю, как Оливия подходит ко мне. Это та самая коробка, которую она от меня закрывала. Внутри – разобранный манекен, измерительная лента, ножницы, подушка с иголками и несколько толстых тетрадей.
– Можешь посмотреть тетради, – предлагает она, присаживается рядом. Киваю. Открываю их. Зарисовки одежды. Сочные цвета, оригинальный крой. Много ассиметрии, захлеста и других оригинальных элементов. А главное – все удивительно просто и лаконично. Очень красиво!
– Чье это?
– Одной квартирантки.
– Она очень талантливая. Почему не вернулась за всем этим?
– Видимо, там, куда она переехала, это не нужно, – пожимает плечами женщина. И затем спрашивает:
– Любишь шить?
Я вспоминаю, как подростком много времени проводила за рисованием эскизов и воплощением своих идей. Тогда это было единственной страстью. Не помню, почему бросила это. Наверное, после поступления перестало хватать времени. Пытаюсь почувствовать, любила ли я это. Не знаю. Люблю ли сейчас? Тоже.
– Не знаю, – отвечаю честно. – Давно не брала иголку в руки.
– Судя по тому, что ты сегодня навыбирала, скоро узнаешь. Нужно привнести в это старье стиль и видение, не находишь? Нельзя просто взять вещь из прошлого века, и попытаться носить ее сейчас, не обыграв. Согласна?
