– Мал-помалу, – бывший однокашник, которого звали Стасом, пожал плечами с резко заскучавшим видом. – Может, стоит отметить встречу, как считаешь?
– Да я, вообще-то… – улыбнулся Влад, – тороплюсь домой.
– А мы – нет, – внезапно рассмеялся Стас и добавил, как-то странно подмигивая: – Твое присутствие не обязательно.
Его спутник фыркнул следом. И Влад вдруг все понял: знают. Они знают, потому что такие, как эти, всегда знают – каким-то особым внутренним чутьем.
Он шмыгнул носом, втянув сопли, и ощутил, как густая слизь медленно опускается в горло.
– Не жмись, Тюфяк, – все еще улыбаясь, сказал Стас, почти дружески.
«Тюфяк» было дурным знаком – погоняло, которое чаще других заменяло ему в школе имя. Особенно в старших классах, когда у большинства парней начали стремительно развиваться настоящие мужские мышцы, а у него стремительно – брюхо да задница. «Тюфяк» было совсем нехорошо, тем паче сейчас, на темной пустынной улице в компании таких ребят, как Стас.
– Хорошая была игра, – сказал тот, что стоял сзади. Влад повернул голову и увидел парня в синей балониевой куртке из зала автоматов; только уже без неизменной банки пива.
– Что…
И Влада согнуло пополам от взрыва нестерпимо огромной боли в паху, потому что в этот момент Стас ударил его ногой. Осев на мокрый тротуар, Влад даже не почувствовал, как парень в синей куртке успел обшарить его карманы и вытащить деньги, только увидел, что сложенные купюры передаются из рук в руки и исчезают за пазухой Стаса.
От умопомрачительной боли Влад не разобрал слов, которыми обменялись бывший однокашник и парень из зала, прежде чем отправиться своей дорогой. Проходя мимо, тот пинком отбросил ногу Влада, выставленную поперек тротуара.
А Стас, не оборачиваясь, махнул ему рукой:
– Бывай, Тюфяк, держи кол дыбом.
Влад беззвучно открыл рот, зажмурился и прижал затылок к холодной и твердой стене дома. Казалось, все случилось мгновенно. Вот он шел, унося в кармане выигрыш, о котором донедавна не смел даже мечтать и который решал почти все его проблемы, и вот уже…
– О Господи… – он чувствовал, как промокают насквозь штаны на заднице и стремительно распухает мошонка.
Потом заплакал.
Через пять минут, все еще всхлипывая и корчась от боли в пухнущих яичках (а они продолжали пухнуть, и пухнуть… будто спеющие с невероятной скоростью сливы), Влад, наконец, заставил себя подняться на ноги и заковылял по улице, затуманенной дождем, проклиная мучительные спазмы в паху, мокрую задницу, собачье дерьмо, в которое он вляпался правой рукой, когда упал на тротуар, и измазал рукав куртки до самого локтя, потому что не сразу заметил; проклиная Стаса и ему подобных, проклиная погоду и собственных родителей, хотя сейчас они были совершенно ни при чем, проклиная все на свете игровые автоматы и ублюдков, которые их выдумали… проклиная чертов голос, позволивший ему выиграть и начать строить далеко идущие планы…
Да, во всем был виноват этот гребаный голос – сраная интуиция или что бы там ни было – его подставили, дали ощутить вкус победы, а потом грязно кинули, врезали по яйцам и заставили вываляться в собачьем дерьме…
Пройдя шагов двадцать, каждый из которых отдавался упругими толчками боли аж в желудке, он остановился у входа в закрытый фотосалон «Кодак» и разрыдался с новой силой.
Мимо на большой скорости пронеслась машина, обдав его брызгами грязной воды, скопившейся от дождя в длинных узких лужах вдоль бровки тротуара, и ослепив фарами. Влад выкрикнул ругательство и погрозил вслед удаляющимся красным габаритным огням. Но после этого начал понемногу успокаиваться.
