– Считаешь, монета оттуда? – спросил Лёша.
– Забавно, что ты не сказала раньше, – заметила Лиза, и их с Ники взгляды схлестнулись.
Воздух вокруг стремительно темнел, казалось, кто-то распылил в нём чёрную краску. Лица людей, стоящих надо рвом, уже не читались. Звуки, доносившиеся с улицы Свердлова, стихли. Вблизи послышалась возня, похожая на крысиную. Это Гриша скрёб кладку ногтями.
– Ты что делаешь?!
Лиза попыталась оттащить его от стены. Движения в загустевшем воздухе давались тяжело. Темнота сжимала виски.
– Наверняка это объект какого-то там наследия, нельзя в нём дыру ковырять!
– Попытка не пытка, – пробубнил Гриша.
«…не пытка, не пытка, не пытка…» – эхом отозвалась её голова.
Со звериным остервенением он засовывал пальцы в щели между камней: скрежетали ногти, похрустывали косточки. В остальном же стало до того тихо, что Лиза слышала, как кровь струится по жилам, потому когда из стены выскочила и запрыгала монета – тынь-тынь-тынь, – она едва не оглохла.
– Я же говорила! – Ники схватила её и подняла повыше.
Над головой Лизы забурлили голоса: похоже, новая монета вызвала ажиотаж. Гриша тем временем обмяк и даже не смотрел на полагающийся ему приз. «Отбери монету, дурачок, она же твоя». Лиза жалела, что не оказалась проворнее Ники. Только сейчас она всерьёз задумалась о ценности находок, причём задумалась так, как если бы владела ими. Три-четыре десятка монет, золотых и древних, помогли бы оплатить учёбу, освободиться от матери и зажить, наконец, как хочется! Лиза пригляделась к стене и хорошенько запомнила, где Гриша нашёл брешь. А вдруг корыстные мысли посетили не одну её? Как бы не пришлось делиться!
Нужен был отвлекающий манёвр.
Она прислонилась к стене и сосредоточилась на ощущениях: сухости во рту, вялости, душной, навалившейся со всех сторон темноте, тихой мелодии саксофониста, которую приносил ветер; закачалась, вскинула руку ко лбу и сползла Грише под ноги, изображая обморок. «Лиз?!» – вскрикнула Маша. Раздался громкий шлепок: кто-то перемахнул в ров. Это был Дима. Лиза открыла глаза, как только он приподнял её с земли – долго притворяться она бы не рискнула.
– Перед глазами всё плывёт… Пожалуйста, отвези меня домой, – попросила она, ликуя про себя: – «Вернусь за монетами утром».
Её проводили к остановке, как королеву, и усадили в троллейбусе. Бледные, обеспокоенные лица друзей одновременно вызывали у неё чувство стыда и смех. Лёша провожал до подъезда, как оказалось, чтобы поговорить наедине:
– Ты опять подставляешься. – Он шагал в стороне, будто не с ней, и перебирал чётки.
– Я же не виновата, что кто-то меня толкнул, – нахохлилась Лиза; футболка, которая была велика на несколько размеров, сползала с её плеч. – Машка или эти сёстры.
– Почему они? Любой мог.
– Они мне не нравятся.
– Тебе все девушки не нравятся. Для женоненавистниц в аду отдельный котёл…
Лиза передумала говорить о своих видах на клад.
– Ты иногда такой моралист, аж зубы сводит.
Лёша, которому её характеристика не только не была в обиду, но, может быть, даже польстила, лишь посмеивался:
– А ты злюка.
Она не восприняла колкость всерьёз. Достаточно того, что и на словах, и по поступкам Лёшу волновала её безопасность. Стал бы он иначе ходить за ней и читать морали на ночь глядя? Ради того чтобы чувствовать его заботу, Лиза готова была хоть каждый день падать с пирса.
– Может, и ты толкнул. Доволен? – поддразнила она.
