Город с львиным сердцем - страница 21

– И что же вы так приклеились друг к другу? – ворчал порой старый Олло. – Не братья ведь, разные такие…

– Говорят, все чародеи были когда-то братьями, – с умным видом возражал Санкти. – Ну и сёстрами.

– А надо стремиться к тому, чтоб братьями и сёстрами были все люди! – поддразнивал графа и Ширкух, развязно обнимая друга за плечи. – Тогда будет меньше работы нам! И всякие чудовища будут больше бояться!

– Люди не такие, мой мальчик, – вздыхал старик, про себя умиляясь, но в голос пуская лишь столь же искреннюю горечь. – Людям больше нравится ссориться, делить что-то, скалить зубы. Не зря ведь нет и не было чародея, отвечающего за любовь.

– Или он умер так давно, что никто не помнит, – опять начинал умничать Санкти. – Может, другие его и убили.

В такие минуты Ширкух, сам того не сознавая, сжимал его плечи крепче: слова казались какими-то хрупкими. Старик же вздрагивал, будто мёрз, и утыкался в книгу, по которой они штудировали древнюю историю. Иногда сварливо напоминал: «Вот учебник, вот, и нет там никого!», чаще – будто стирал услышанное из памяти и больше не лез какое-то время. В конце концов, ему же лучше, что два подопечных дружны, неразлучны, комнаты их рядом. И если одному вздумается без разрешения полетать на ветре, второй обязательно приглядит, чтобы он не свернул шею; и если второго замучают ожоги от прорезающихся на коже звёзд, первый сам найдёт ему влажную тряпку и мазь на мелиссе, ну или поднимет на уши слуг.

Так было долго, ведь только они знали это – каково, когда породившее тебя могучее существо, умоляя не отступаться, растворяется без следа. Чтобы никогда не прилететь на ветре, не спеть древнюю колыбельную, не коснуться поцелуем лба. Да. Только они знали, каково это, и поэтому, хотя родной сын графа Олло был куда лучшим товарищем при игре в разбойников и ловле птиц, Ширкух не тянулся к нему так, как к тихому Санкти. Небесному Леопарду в круглых очках. А Небесный Леопард любил его больше, чем все звёзды на свете.

В Четвёртой Непомнящей столице шёл ливень – как и почти всегда с наступлением вечера. Мальчик не видел этих ненастий, но неизменно слышал одни и те же волны собственных радиостанций. «Сегодня у них дождь. Снова дождь. Хоть кто-нибудь помнит, когда бы у них не было вечернего дождя?»

С Рикой и Карой он сидел у чахлого костерка под мостом. Когда они только пришли, какие-то бродяги попытались выжить их отсюда, но воинственный вид Кары, да и длинные ножи Рики переубедили их быстро. Место удалось отвоевать на всю ночь, и это было важно: предстояло отдохнуть впрок и хотя бы примерно понять, что делать.

Сначала расстелили карту – её с милой улыбкой выпросила у какого-то книжного торговца всё та же Кара. Мальчик наконец увидел, что стало с миром, прежде незыблемым. Жалкие остатки, которым и не нужен был такой большой лист. Глядя на него, хотелось плакать, но это делать он зарёкся, тем более теперь, когда путешествовать предстояло с двумя такими храбрыми спутницами! Но правда угнетала.

Раньше Пять графств – Озёрное, Тёплое, Холодное, Грозовое и Мудрое – стелились по материку, гранича друг с другом и сходясь в центре, в Городе-на-Холмах. Пять Младших столиц ещё раньше обосновались по берегам моря и обросли поселениями; они тянулись через всю долину, перемежаясь лесами, полями, садами, виноградниками. Старый мир казался огромным: всюду темнели большие и маленькие бусины-точки, в каждой кто-то жил. Сейчас точек на карте уцелело лишь пять, и названы они были не прежними красивыми именами – Лайвас, Уайвас, Дэйвас, Ширвас и Кравас, – а просто цифрами. Деревни, которые мальчик и звезда встретили по пути, видимо, были настолько крохотными, что их не подписали. Быстро обрывались пять нитей железных дорог, и совсем тонкой стала шестая, соединявшая раньше столицы. Большая часть материка – там, где прибрежная зелень резко переходила в сухой багрянец, – светлела дырой. Там тянулась длинная надпись «Пустыня Мёртвых городов». Мальчик коснулся пальцем места, где раньше рисовали пятиконечную звезду Города-на-Холмах, и зажмурился. Пусто.