– Цветок выбросите. Не положено.
2
От навалившейся жары стало подташнивать. Тошик сглотнул, огляделся. Улица в обе стороны была пуста. Городок словно вымер. Всё здесь вдруг показалось неухоженным: оградки газонов с облинялой краской, щербатые бордюры, мусорные баки, обвитые хмелем (да ещё и прогнившие основательно, с пятнами ржавчины на боках), накренившиеся столбы с обвисшими проводами. Серое и унылое зрелище, в очередной раз напомнившее Тошику простую истину – без цели люди не живут, а выживают. Здесь жить было незачем.
Хотелось быстрее сесть в машину и уехать, особенно после слов странной женщины. Но как раз сейчас уезжать уже было нельзя. Тошик раскрыл ладонь, и они с Викой, прямо там, на крыльце кафе, несколько секунд наблюдали за шариком из фольги. Он как живой: крутился-вертелся, взмывал в воздух, будто кто-то невидимый подкидывал его. На измятых боках сверкало солнце. Красная нить извивалась, завязывалась в узлы, тут же развязывалась, слепо тыкалась в разные стороны.
– Это наш город, да? – повторила Вика. – Как в маминых книжках. Всё сходится. Мы приехали!
Тошик пожал плечами.
Как-то несколько лет назад папа взял его в одну долгую поездку: ехали четыре с половиной дня, останавливались на ночлег в отелях вдоль дороги, обедали на автозаправках, покупали ход-доги, в которых горчицы и кетчупа было больше, чем теста в булочках. Чем ещё занимались? Ах, да. Бесконечно болтали о разном, разглядывали тянущиеся по сторонам поля, дома, снова поля, столбы, леса и, наконец, горы. На бардачке у папы лежал такой же вот шарик фольги, обмотанный нитью. Лежал неподвижно до поры до времени. Но как-то раз он ожил – начал крутиться и подпрыгивать. Нить дрожала и вытягивалась в определённую сторону. Тогда отец сказал: «Похоже, мы нашли, что искали». Он сделался серьёзным. Мчались по узкой трассе к горам несколько часов без остановок. Остановились на закате. Шарик к тому моменту будто сошёл с ума. Он прыгал и бесновался в бардачке. А ещё от него как будто разлетались в сторону крохотные красные искорки.
Папа сказал: «Подожди здесь», взял шарик, вышел из автомобиля и ушёл в лес справа от обочины. Он пропал в темноте, и его не было очень долго, несколько часов. Уже совсем стемнело, Тошик слушал радио, играл в телефоне – и ощущал нарастающий страх. Он был один где-то на дороге у гор и леса. Над макушками деревьев выползла полная луна. Мир сузился до подмигивающих огоньков на панели радио, до урчания мотора и яркого экрана телефона. А что, если папа не вернётся? Что, если с ним что-то случилось?..
Он вернулся, без шарика, но зато с рассечённым в кровь лбом и с большой клетчатой сумкой, в которой, судя по всему, лежало что-то тяжёлое. Отец уложил сумку в багажник, долго поливал лицо водой из бутылки, вытирался засаленным полотенцем, фыркал, потом уселся за руль и произнёс каким-то повеселевшим голосом: «Ну, одной фиговиной в этом мире меньше». После этого они поехали обратно и вернулись домой гораздо быстрее – уже к вечеру.
Тошик не задавал вопросов, хотя понимал, что произошло нечто странное. Раньше папа ничего такого не делал. И уж точно, он никогда не брал сына в дальние поездки, хотя уезжал время от времени и на неделю и даже на две.
Папа заговорил сам, за несколько часов до того, как они подъехали к городу.
– Когда подрастёшь, мы с мамой всё объясним, – произнёс он, глядя на дорогу перед собой. – Года через три-четыре точно. Когда станешь достаточно взрослым, чтобы не верить в сказки. Главное, попрошу тебя, ничему не удивляйся. И не болтай, хорошо? А пока держи.
