– Мне не нужна партнерша, – помолчав, добавил Джебрасси. – Все, что мне надо – выбраться отсюда и понять, как выглядит мир на самом деле, за воротами.
– Да ты их видел, эти ворота? – съязвил Кхрен. – Пустые, ничего не значащие слова… Даже если поверить в сказки, никто оттуда не возвращался, чтобы рассказать людям – и это, друг мой, кое-что значит.
– Что именно? Скажем, мы своим побегом досадим местным смотрителям, они нажалуются начальству – и тех, кого поймают, передадут в лапы Бледного Сам-знаешь-кого? Или сунут в клетки для пущего развлечения Высоканов?
– Это даже для них звучит диковато, – сказал Хрен.
– Ненавижу сидеть в потемках! Я хочу видеть, узнавать новые вещи! Надоело! Сам хочу о себе заботиться!
После этого выброса эмоций напряжение между ними несколько спало, и Кхрен вернулся к своей привычной роли – быть чертежной доской, пробным камнем для идей Джебрасси. Положа руку на сердце Кхрен находил планы своего друга интригующими – он взирал на них с притворным ужасом, как если бы сам, мысленно наигравшись с такими прожектами вдоволь, попадал в тупик, обнаруживая перед собой стену, далее которой не мог принимать личные решения, не мог предвидеть. Порой Кхрен, казалось, отказывался верить, что эти планы – захватывающая, но пустая болтовня – значат для Джебрасси нечто большее, чем для него.
– Что твой визитер оставил последний раз? – спросил Кхрен, смакуя последнюю каплю торка.
Джебрасси составил компанию другу, но не более двух стопок: завтра он нуждался в ясной голове – для встречи, которая, как он сознавал, была попросту невозможна.
– Дурак он, – пробормотал Джебрасси. – Безнадежный. Ничего не знает. Просто ааарп.
Он рыгнул, желая подчеркнуть столь низкий статус. Среди древнего племени не существовало концепций душевных заболеваний. Эксцентричность, капризность и причудливые вывихи характера встречались, но сумасшествие не было частью их бытия, и потому никто никого не обвинял в потере контакта с реальностью – разве что в качестве умозрительной идеи, не вполне пристойной шутки, подходящей, скажем, для рыганья.
– Ладно, он хоть что-то новенькое рассказал?
– Меня там не было. Когда он появляется, я исчезаю. Ты отлично это знаешь.
– А рисунки на трясоткани?
– Бессмыслица.
– Что если твой визитер встретился с ее визитером и потому она столько про тебя знает?
– Это ты с ним беседовал. Ты знаешь его лучше, чем я, – ответил Джебрасси, угрюмо обмякая среди подушек.
– Ты… он… будто разговаривать не умеете, – пожаловался Кхрен. – Он заглянул в мое зеркало и принялся издавать звуки. Что-то вроде: «Они все перепутали!», только очень неразборчиво. А потом он… ты, твой визитер… просто покачнулся и уселся прямо вот тут, где ты сейчас сидишь… и закрыл свои глаза – твои глаза – пока не пропал.
Кхрен погрозил пальцем.
– Если это и есть твои знаменитые блуждания… нет, дружище, уж лучше ты, чем я.
