Горошины на паркете - страница 2

Спонтанные образы памяти, навязанные тебе в какой-то момент, – это совсем иное. Если их начинаешь описывать, то сразу же чувствуешь ущербность вербального механизма и недостаточную выразительность своего сознания. Эти образы принципиально не описываемые из-за неопределенности, размытости содержания. Содержание такого образа выражается эмоционально и принадлежит совсем иной плоскости человеческой души, нежели наша сознательная деятельность. Эти образы часть тебя самого, они возникли не в результате твоей сознательной деятельности, а явились плодом бессознательной душевной работы, когда твоя душа превратила осколки прежних, сильных впечатлений, переживаний, радостей, обид в целостные образы. Чтобы в один прекрасный момент показать тебе тебя же, но не частично, как это происходит, когда ты видишь свою фотографию, а как содержание твоей души, не оставшееся в небытии, а существующее, чтобы проявиться сильным переживанием.

Но если душа способна продуцировать свое содержание, которое не поддается описанию, то, следовательно, не вся деятельность человека объяснима только как сознательная. Значит человек не только homo sapience, но и человек бесконечный в своем обладании хранилищем душевных образов. Один только разум не делает человека способным воспринимать глубинные образы, не отделимые от него самого. Как только образ становится объектом сознательного разбирательства, он превращается в конечную конструкцию, т.к. с бесконечностью человеческое сознание не работает.

В результате мы приходим к тому, что образы памяти суть признаки наличия у человека душевных проявлений, которые невозможно отделить от самого человека для осознания и последующего обыденного описания. Но это говорит о наличии субстанции, которая включает нас как существо разумное, лишь как собственную часть. Наше сознание подчинено этой субстанции, и как только оно пытается описать присущие ей образы, тотчас превращается в неуклюжий инструмент с бедными выразительными возможностями. Более того, не сознание управляет этой субстанцией, а наоборот, оно выполняет второстепенные функции в попытке формализации и описания. А так как упомянутая субстанция не ограничена в генерациях образов, непосредственно связанных с собственными переживаниями, то можно представить ее как неисчерпаемое море, в котором плавает наше бренное сознание, тщетно пытаясь осознать каждую молекулу этого моря. А теперь смелый вывод – сознание рано или поздно исчезнет, но это море останется, т.к. исчезнуть может только конечное. Бесконечное исчезнуть не может, если причина исчезновения выразима конечными средствами. Отняв от бесконечности конечное, мы нисколько не уменьшим его. Вот и доказательство бессмертия души, которая включает все бесконечные образования, формируемые людьми в земной жизни. Из чего с необходимостью следует существование Бога, который только и может распоряжаться бесконечностью, порождая или уничтожая ее. Вывод смелый, но представляется достоверным, если принять за объективное бесконечно глубокие по своему содержанию переживания, частью которых мы иногда становимся.

Не знаю, есть ли рай, и кто в него попадает, но скорее всего, есть и попадает в него те, кто сохранил в душе свое детство и не боится хранить эту частицу, трепетно общаясь с ней. Общение с детством – это как прикоснуться к истокам, которые после многотрудной жизни уже не имеют исходной прозрачности и наивности. Посмотрите на ручей, который течет из источника, где-нибудь из-под березы, или ивы. Понятное дело не из-под баобаба, как такое вообще может прийти в голову (отступление от темы)! Ручей не только прозрачен, он наивен и его назначение просто, если не сказать примитивно, – напоить, успокоить и усладить своим щебетаньем. Он течет и не знает, что впереди его ждет превращение в реку – работягу, которая будет добывать, переносить, взращивать, сопровождая это всеми житейскими радостями и огорчениями. И забудутся прекрасные мгновения детства, когда он собирал вокруг себя только восхищение путников, впрочем, как и самих путников, не стеснявшихся встать на колени и губами прикоснуться к истокам. Каким бы ни был путник, святой или злодей, гражданин или гражданка, а может быть даже господин, все в этот момент прикасаются не только к воде, но и к своему детству, когда они еще не впряглись в житейские оглобли, и порхают как ангелы, уверовав, что хотя Земля и стоит на трех китах, но крутится она все-таки вокруг них.