– Ты предлагаешь мне просмотреть все объявления в рубрике «Работа» и найти человека по тексту?
– Человека вы все равно найдете только в том случае, если он откликнется на ваше сообщение, – сказал Жаворонков. – Текст-то хоть оригинальный?
– Оригинальнее не придумаешь. Речь идет о работе, командировках на личном автомобиле.
– Да, негусто. Таких объявлений только по Москве сотни. Но попытаться можно. Если хотите, то я завтра этим займусь. Перешлете мне точный текст, название ресурса, а дальше дело техники.
– Спасибо, Валера. Я подумаю, – проговорил Гуров и, не прощаясь, прекратил разговор.
Он выключил компьютер и вернулся в гостиную.
Зоя Ильинична сидела в кресле в неудобной позе, но даже не замечала этого.
Как только Лев Иванович вошел в комнату, она подняла на него глаза и спросила:
– Вы подозреваете моего сына?
Гуров остановился. Он смотрел прямо в глаза женщины и молчал. Как ответить на подобный вопрос, сказать матери, что именно ее сын и может оказаться тем самым иродом, который замучил до смерти девятнадцатилетнего парнишку? Нет, без веских оснований, неопровержимых доказательств такое вслух произносить нельзя.
– Почему вы молчите? – спросила Зоя Ильинична, поднялась, сделала два шага вперед и остановилась напротив полковника.
Ростом она уступала ему лишь пару сантиметров. Теперь они стояли глаза в глаза. Пауза затягивалась, Лев Иванович понимал, что нужно что-то говорить, как-то исправлять ситуацию, но язык не поворачивался. А женщина ждала. Сыщику казалось, будто от его ответа теперь зависит не только жизнь Зои Ильиничны, но и его собственная жизнь.
– Доказательств причастности Игоря к преступлению нет, – взяв себя в руки, медленно произнес Гуров.
– Там вы не нашли этих доказательств? – Женщина кивнула в сторону комнаты сына.
– Есть запись в ежедневнике. Игорь искал работу, просматривал объявления. – Сыщик раскрыл записную книжку, показал женщине. – Видите, напротив записи жирный восклицательный знак. Как думаете, что он означает?
– Что запись очень важная, – не раздумывая, ответила Зоя Ильинична. – Игорек всегда так важные моменты отмечает.
– Значит, с работодателем он связывался, – заключил Гуров и осведомился: – Скажите, за последний месяц у него случались командировки на несколько дней?
– Нет, надолго он не уезжал.
– Вы позволите мне взять записную книжку? – спросил полковник.
– Что я могу ответить? – По щекам женщины потекли слезы. – Я дам вам добро, а через два дня вы скажете, что благодаря моему разрешению можете посадить моего сына за решетку.
– Зоя Ильинична, поймите, если ваш сын виновен, то он все равно понесет наказание, – тщательно подбирая слова, произнес сыщик. – Возьму я записи с собой или нет, особой роли это не сыграет. Если он виновен, то я это докажу. Если же нет, то не исключаю, что именно этот шаг поможет нам выйти на преступников. Понимаю, Игорь – ваш сын, а Иван вам никто, но ведь все в этой жизни взаимосвязано, за все приходится платить, и каждое наше действие имеет определенные последствия. Какие? Мы и сами знать не можем. Я не могу сказать, пойдет ли это на пользу вашему сыну. В любом случае решать вам.
– Обещайте, что при любом раскладе поможете моему сыну. – Взгляд женщины пронзал Гурова насквозь.
В нем была такая неизбывная боль, что он буквально физически ее ощутил.
– Обещаю, – твердо произнес Лев Иванович.
Женщина еще минуту вглядывалась в глаза полковника, потом отступила, махнула рукой и опустилась в кресло.
