– Ладно, – махнул рукой Каширский, – пошли, попробуем притащить мерзавца сюда.
Но это оказалось нелегким делом. Синяев был крупным, тучным человеком, а алкоголь сделал его тело совершенно безвольным. Но все же им удалось дотащить его до лагеря и без каких-либо церемоний бросить на подстилку из веток. Каширский, задыхаясь, проговорил:
– Этот идиот подставит всех нас, если не будем следить за ним как следует. – Он немного помолчал и предложил: – Давайте я пойду с вами. Я все равно не засну, а две пары глаз лучше, чем одна.
Они вернулись к камню, вскарабкались на него, легли бок о бок и принялись вглядываться в темные склоны гор и более светлую полосу дороги. Прошло минут пятнадцать. Все оставалось по-прежнему – ни шороха, ни огонька…
Каширский первым нарушил молчание:
– Кажется, все в порядке. – Он поворочался и сменил позу. – Артем, вы бывший военный летчик?
– Бывший, – усмехнулся Артем, – а как вы догадались?
Профессор молча пожал плечами, потом неожиданно спросил:
– Афганистан?
– Афганистан совсем немного, – процедил сквозь зубы Таранцев, – больше – Чечня! И еще два осколка, один в спине, другой – в ноге… – Он искоса глянул на Каширского. – Я этих гадов мочил и мочить буду. Это ж самые распоследние твари, нелюди, каких еще поискать надо!
– Нельзя так, Артем, – мягко сказал Каширский, – раньше я часто бывал на Кавказе и видел всякое…
– Я тоже видел, – глухо сказал Артем, – и что они с пленными делают, видел, и рабов видел, почище тех, что в этой яме сидят. Думаете, этим козлам свобода нужна, независимость? Вон она – вся их свобода и независимость! – Он кивнул в сторону распадка, откуда тянуло специфическим запахом. – Зря Шевцов запалил наркоту. Они его теперь из-под земли достанут, чтобы отомстить. Такие деньги на ветер пустил!
– Возможно, – вздохнул Каширский.
Они замолчали на некоторое время, потом Артем спросил:
– А вы чем конкретно занимаетесь?
– Я – доктор исторических наук. Моя диссертация посвящена вопросам становления государственности у древних тюрков. Очень люблю эпоху Чингисхана. Знаете, у него был своеобразный кодекс чести, которому он неукоснительно следовал. Думаю, современные мужчины нашли бы в нем много чего полезного для себя, хотя бы для размышления. Главное, что я взял оттуда и по мере сил следую этому, – одна из заповедей, по которой жил Чингисхан: «Боишься – не делай, сделал – не бойся!» Сильно сказано, не правда ли?
Артем хмыкнул, но ничего не ответил. А Каширский зевнул и произнес:
– Ну ладно, пойду, пожалуй, посплю немного, если смогу, конечно. Евгений Александрович сказал, что завтра рано вставать.
Он ушел, а Артем остался лежать, всматриваясь в темноту и думая о последней своей войне – кавказской. Именно она стала поворотным этапом в его жизни. До нее он шел уверенно вверх – академия, награды, новые звездочки на погонах, а после началось скольжение вниз – к Арсеньеву, а теперь – сюда. Интересно, чем эта эпопея для него закончится?
Мысли о войне безжалостно проявили в памяти лицо той, чье имя он пытался забыть навсегда. Женщины, которую он когда-то безумно любил и которая предала его в самый тяжелый момент его жизни.
Артем до сих пор помнил строчки из ее письма, которое он получил перед вылетом на операцию. И он успел его прочесть, стоя на вытоптанном кукурузном поле, заменявшем им аэродром. Это было вполне обычное письмо, и в нем Артему вполне буднично сообщалось, что они – взрослые люди и поэтому должны действовать разумно и рассуждать трезво. Эта женщина пыталась скрыть среди рассуждений то, что он расценил не иначе как подлость, – до пошлости банальную измену.
