А потом, как и не было ничего… бумц мячиком и…
– Го-ол!
– Не было! – штопором закрутился в уши голос Рувима, игнорируя пространство и время, – Через руку пошло, по руке! Федя, ну скажи же!
– Ма-ам… – не выдержал Кузьмёныш, выразительно поглядывая на дверь глазами и дыша часто-часто.
– Цыть! – решительно прервала нытьё мать, усталая женщина с натруженными руками прачки и просветлённым лицом Мадонны, – Не мамкай мне!
Вздохнув, Кузьмёныш принялся стойко претерпевать муки примерки жаркого, колючего шерстяного костюма и необходимость стоять неподвижно. Единственная отрада – слушать игру, но и то…
– … вот здесь подошьём, – ввинчивался в уши пронзительный голос тёти Фейги, взявшейся помогать по-соседски и околачивающейся здесь уже второй день. Свободного времени у домохозяйки при хорошо зарабатывающем муже и почти взрослых детях – полным-полнёшенько, и она, скучая бездельем, щедрою рукой тратит его на соседей, не всегда задумываясь об уместности.
– … был гол! – доказывал тем временем дискант, – Был! Федя, скажи им…
– … здесь расставим, и будет у нас не мальчик, а такой сибе пэрсик, шо люди издали будут щурить глаза и говорить: а хто это там прошёл, такой красивый и интеллигентный?!
Мать блаженно улыбалась, кивала и готова была вот так, с булавками во рту, соседкой и разговорами о сыне сидеть вечно! А Кузьмёныш страдал…
Наконец костюм подкололи где надо, местами вместе с Кузьмёнышем, на што тот только шипел тихохонько, потому што надо понимать за женское вдохновение и характер! Вроде как гадость сделали тебе, ан ты и окажешься виноватым. А чего ты… ишь, под руку!
– Ну вот, – выдохнула мать, любовно приглаживая костюмчик на сыне, – хоть сейчас женись!
Сын скривился, но смолчал благоразумно. Необходимость жениться он смутно понимает, потому как это от века заведено и не нами кончится, но напоминать-то зачем?! Фу, девчонки…
– Ма-ам… – проскулил он на грани слышимости.
– Ишь, размамкался, – проворчала та, но видя слёзы, набухающие в глазах кровиночки, безнадёжно махнула рукой, – Ладно, иди. Да смотри у меня! Штоб без…
Мать без лишних слов погрозила кулаком, и мальчишка закивал истово. Скользнув к себе, в крохотную комнатушку, где помещалась только узкая кровать, стол с нависшими над ним книжными полками с парой десятков книг, да стул, он быстро переоделся, подрагивая всем телом от мальчишеского весёлого азарта.
– Я пошёл! – скороговоркой выпалил он, складывая на столе костюм, и выскочил, не дожидаясь ответа и не слыша наставлений вдогонку.
Хлопнула дверь полуподвала, и на солнечный свет вылетел мальчишка, сияя щербатой улыбкой самого счастливого человека во всём мире. А во дворе – друзья весёлой кучей-малой. Налетели, по плечам охлопали, улыбками осветили, и вот он уже – равный среди равных, буцкает в пыли меж домами и сараями старый залатанный мячик, готовясь к чемпионату квартала.
– … забегай, забегай! – и бумц по мячу… эмоции – самые искренние, на потных замурзанных физиономиях азарт, счастье и готовность именно так провести Вечность, – Го-ол!
Число игроков в команде неровное. Это потом, на чемпионате, будет тютелька в тютельку, а пока вот так – орда сопливая, с азартно подтявкивающим щенком, которого придерживает на коленях рыжая девчонка лет восьми, болеющая за старшего брата.
– Пенальти! – заорал истошно Пепе, голосом заменяя поломанный свисток.
Разбег…
– Наташа-а! – прервал футбольную идиллию женский голос, – Обедать!
