Ева встретила меня в длинном платье, с собранными волосами и почти без макияжа. Опять она все перепутала! Ведь я хотел, чтобы другие созерцали ее в этом виде, а для меня можно и нарядиться... А впрочем, все впереди. Я поставил на пол сумку с подарками и снял сандалии - так принято у них в России. Ева предложила мне домашние тапочки, но они были слишком теплыми.
- Может быть, поцелуешь меня в качестве приветствия? - сразу решил я попытать счастья.
Моя северная красавица очаровательно зарделась, но положила тонкие ладони мне на плечи, пристала на цыпочки и чмокнула меня в щеку. В этот же самый момент из коридора показался мужчина среднего роста и телосложения, лысоватый и почти седой. Лицо его выражало дружелюбное любопытство. Он с готовностью протянул мне руку и назвал очень длинное, сложное для запоминания имя.
- Это мой папа, - пояснила Ева, хотя я и сам уже понял.
- Здравствуйте, - ответил я ему по-русски, чем, кажется, приятно удивил, и представился: - Халиб Насгулл.
- Да-да, я знаю! - закивал он. - Спасибо!
Он произнес еще несколько слов, из которых ни одно не было мне понятно, и Ева перевела:
- Он благодарит тебя за мое спасение.
- Пожалуйста! - улыбнулся я. - Спасибо за Еву!
Моя возлюбленная покраснела, принялась объяснять мои слова отцу, эмоционально жестикулируя. Кажется, она настаивала на том, что мы друзья. Что ж, пусть пока он думает так. Я достал из сумки коробочку с часами, которые приобрел специально для будущего тестя. Это были хорошие швейцарские часы - мой помощник сказал, что здесь они тоже ценятся. Борис - так, кажется, звали Евиного отца - пришел в очень сильное возбуждение и смущение. Я не понимал, что он говорит, но по жестикуляции понял: отказывается от подарка. Если бы он только знал, какая это мелочь в сравнении с тем, что я потратил на его дочь..! И мне не было жаль этих денег.
Я наотрез отказался принять часы назад и заверил Бориса через Еву, что он очень расстроит меня, если не возьмет их. Он растрогался чуть не до слез и обнял меня, как родного. Это мне понравилось: будет моим союзником.
Ева проводила меня на крохотную, тесную кухню и усадила за маленький столик.
- А где твоя мама? - спросил я.
- Она работает целый день в больнице. С утра до утра.
- Она врач?
- Нет, медсестра в хирургии.
- Почему ты не захотела пойти по ее стопам?
- Я слишком нежная и слабая для такой профессии.
Это правда. Моя Ева похожа на цветок. Кажется, один неверный вздох может сломать ее, или, как минимум, пошатнуть здоровье.
- Надеюсь, ты голоден, - загадочно улыбнулась моя хозяйка.
- Ты приготовила мне те самые блюда русской кухни, про которые говорила?
- Да. Борщ, пельмени и блины, - все это она произнесла по-русски, так ласково и вкусно, что мне захотелось повторить:
- Борсчь...
- Пельмени, - подсказала Ева.
- Блини.
Я не мог перестать улыбаться, глядя, как моя молодая невеста наливает черпаком что-то горячее малиново-красное из большой кастрюли.
- Там ведь нет свинины, правда? - уточнил я, почти захлебываясь слюной.
Ева покачала головой:
- Конечно, нет. Я помню. Варила на говядине. И пельмени из курицы.
Я не выдержал. Встал, подошел к ней сзади, протянул руки:
- Можно, Ева?
Она шумно выдохнула, но ничего не ответила, и я со стоном обвил руки вокруг ее тонкой талии. Прижался губами к хрупкому плечику - возле шеи, там, где оно еще не было закрыто крепдешином.
