Тот потянул на себя одеяло, пытаясь укрыться с головой:
– Лихорадит что-то…
Врач начал профессиональный допрос:
– Владислав Александрович, как вы себя чувствуете, что болит? Что пили и сколько? Давно? А ели что-нибудь?
– Ночью… В баре посидел… Болит всё. Желудок, сердце… А я… – постучал он зубами, – вас… где-то видел? – в заплывших глазах больного сигналящим поплавком промелькнул интерес.
– Ну… наверное, в овальном зале или в столовой. Я здесь с дочерью.
Михаил не спеша померил давление – повышенное.
– Вам противопоказано, – с тревожным чувством произнёс он. – Гипертония в наследственности есть? У дедушки? Тем более! А сейчас, – он посмотрел на наручные часы, было полпятого, – быстро несите кипячёную воду, не меньше двух литров, и тазик, если есть.
Жена Кречетова отправилась на кухню, принесла чайник.
– Кипячёная, холодная, – низкий тембр голоса молодой женщины никак не вязался с её хрупкой фигуркой.
– Курите? – не удержался от вопроса Михаил. Она удивлённо взмахнула махровыми ресницами:
– А кто сейчас не курит? – и присела на подоконник у открытого окна, с тоскою глядя в белёсое утреннее небо.
– Промывали когда-нибудь желудок? – спросил врач.
– Промывал, промывал, – пробурчал больной и сморщился: – Юль, выйди, пожалуйста, мы тут сами разберёмся.
Юлия, поджав губки и тряхнув чёлкой до бровей, послушно вышла.
Выпив булькающими глотками воду из чайника, Кречетов вразвалку удалился, зажимая рот рукой. Его не было минут пять. Он вернулся умытый и посвежевший, только бледный, сел на кровать, закутался в одеяло.
– Стало лучше. Видно, коньяк палёный был… Ведь выпил немного, а чуть коньки не отбросил. Курить хочется зверски! – пострадавший взял с тумбочки измятую пачку сигарет, встряхнул, извлёк единственную оставшуюся и жадно закурил, глубоко втягивая дым. – Тебя как зовут, док? – обратился он неожиданно на «ты», по-свойски, как к старому приятелю. – Михаил? Миша! Добряк ты, Миша, сразу видно. Слушай, надо сделать так, чтобы я сегодня на занятиях был как огурчик. Можешь так сделать?
– Владислав Александрович!..
– Влад я! Мы с тобой ровесники или около того. Ну что?
– Я попробую, а вы… ты, Владислав, мне пока расскажи, что случилось.
– Что, что! Не нравится ей здесь.
Михаил не сразу сообразил, что Кречетов говорит о жене.
– Не нравится кормёжка. Я ей обеды из ресторана привожу, тут городок недалеко. Не нравится, что я преподаю. Вчера топнула ножкой и заявила, что всё надоело, хочет домой, видите ли, ей скучно сидеть одной, пока я дотемна на работе. Всё вспоминает, как провалился на «чайнике» в прошлом году…
Кречетов затушил недокуренную сигарету в кружке.
– Где? – не понял Михаил.
– На «чайнике». Это мы так конкурс Чайковского называем. Ну, я пошёл в бар и со зла коньяку выпил. Достала! Эх, женщина! Мне же надо чем-то заниматься!
– Там ты играл лучше всех, – не удержался Михаил, чтобы не высказать своих прошлогодних впечатлений. – Это я вам… тебе от души говорю. Я не музыкант, но музыку классическую люблю. Учился когда-то музыке, – Михаил покопался в пакете и вытащил несколько ампул. – Полечу чем есть. Хорошо бы капельницу, но об этом я как-то не подумал, когда сюда ехал, – покачал он укоризненно головой. – Думаю, к вечеру совсем поправишься. А на занятия сегодня вам… тебе лучше не ходить.
Доктора провожала вышедшая из глубины комнат Юлия в наброшенном на плечи светлом, с шёлковыми кистями платке.
