Он наклонил голову и вздохнул, смотрел так серьезно, словно не предлагал раздеться перед ним. От такого я даже засомневалась, стоило ли отказывать.
— Тебе зачем?
— Жене друга нужна. Я ей сам сделал, а она потеряла. Ей справка какая-то нужна, при чем завтра утром.
Мысль, что Варов будет пялиться на мою грудь, должна была возмутить, но нет. Он ведь стоял в строгом белом халате, а кабинет у него был таким заманчивым. Сам Варов не приходил ко мне в фантазиях, но так хотелось осуществить хоть часть…
— Нет, — буркнула я, почему-то подмечая эти аристократические черты лица и аккуратные волосы. Опять несколько прядей упали на лоб, не скрывая глубокие морщины: шрамы, полученные в битве за человеческие жизни. То есть, возможно. Что-то меня понесло…
— Галь, — Варов говорил медленно и отстраненно, как врач с капризной пациенткой, — я грудь видел всякую и часто: большую, маленькую, обвисшую, силиконовую. Я твою даже не запомню, во время работы я думаю о том, чтобы правильно расположить электроды, иначе кардиограф такое покажет.
Черт, этот тон, эта строгая поза… а как властно Варов уложил на спину бывшую жену. Вспомнился Никита со своими исчезновениями — не оберегать же свою грудь ради него. Хотелось, очень хотелось согласиться, но я чувствовала себя озабоченной. Тем более, это ж Варов.
— Не поняла, почему электроды не будут держаться на волосатой груди? — сделала я последнюю попытку, — они же на присосках.
Варов снисходительно улыбнулся и нежно посмотрел на меня.
— Это не районная поликлиника, у нас они одноразовые и приклеиваются. Давай, пойдем, не ломайся, я тебя потом домой отвезу.
И я пошла, просто на автопилоте. Знала, что пожалею. Варов завел меня в небольшой кабинет, освещенный холодным светом ламп. Там был вытянутый шкаф со стеклянными дверцами, за которыми виднелись пузырьки и баночки, стоял письменный стол с ноутбуком. Все пленительно ровное и белое, все строгое, готовое для хитрых манипуляций. Больше всего привлекала кушетка и кардиограф возле нее. Интересный такой, с монитором и клавиатурой. От него отходило много-много проводов, которые уже пугали: это серьезный аппарат, а не веревки для шибари — как можно от такого млеть? Я чувствовала себя не нормальной и попыталась придумать причину для отказа, но Варов полез в шкаф, говоря монотонно и безразлично:
— На кушетке одноразовые простыни. Освободите от одежды верхнюю часть тела и щиколотки… — он осекся и глянул на меня через плечо. — Вот видишь, у меня уже все на автомате.
Если бы Варов не умолк в начале, я бы разделась полностью. Разве возможно не подчиниться этому спокойному и требовательному голосу? Этому образу уверенного доктора в белом халате? Но Варов умолк, и раздеваться было тяжеловато. Никогда не стеснялась у врачей (вряд ли у меня было что-то, чего никто никогда не видел), но это же был знакомый.
Стало по-настоящему стыдно, когда кабинет наполнился тихими шорохами и шагами Варова. Кажется, я даже слышала едва уловимый шелест его халата. Мне это нравилось: напряжение, ожидание непонятных, но сладких манипуляций. Дожила. Стараясь стряхнуть наваждение, я быстренько разделась и легла на простыны, стараясь слиться с ними и исчезнуть, обращала внимание на легкую прохладу и стеснение из-за ситуации, но это только больше заводило. Черт, черт, черт!
— Так, — протянул Варов, садясь на табуретку на колесиках.
