Марко просто кивнул, и мы оба уставились на
непосредственного исполнителя моих масштабных прожектов. Новак почувствовал на
себе наши взгляды и ощутимо поёжился, после чего вздохнул, и решил поведать нам
о кручине своей великой откуда-то издалека:
- Иду
я, значит, нонече по утренней зорьке, мимо поместья, по той модной дорожке,
которая рошалевскими каменьями выложенная была, иду… это… думаю о высоком, а тут глянь наверх, а там – страх и ужас! Из
трубы на крыше, ну где господское крыло–то,
вылазит маленький чертёнок! Напугал до смерти! Я, значит, стою, ни жив,
ни мёртв, ровно к земле прирос, потом
было, решил руку поднять, сотворить знак Семина животворящий, да куда
там! Руки больно тяжёлые сделалися, единственное, что смог изобразить – кукиш
свернуть гадкому анчутке, вот такой! -
далее агроном показал слушателям в наших с Марко лицах внушительную дулю, для
лучшего обозрения которой подошёл поближе и каждому из нас сунул её под нос –
Токмо чертёнок с того нимало не расстроился, а всё лыбился мерзопакостно. Вот тут уж я не выдержал – как увидел его, с
крыши-то аккуратно спускающегося, так вся моя жисть перед глазами и пролетела в
единый миг. Дал себе зарок я до
семинова рождения старки не пить, жену уважать, да никаких яиц не воровать
боле! Не брать, выходит, их без спросу-то…
Да, да, так и было – Новак сделал большие глаза и выпучил их, дабы
показать всю правдивость своих слов.
- Спужался я тогда крепко, конечно… и, чтобы
спастися от этой пакости, крепко глаза прижмурил, да все молитвы Семину
сказал. А потом глянь – и нет напасти. Ну,
стало быть, вот, что крест животворящий делает, да только глаза то взад открыл
пошире – идёт анчутка, как ни в чём не бывало, да вроде как сказать что хочет,
тут уж я совсем не при памяти стал – наш
агроном вконец расстроился от своего рассказа, и только лишь горестно вздохнул.
- Вот такой…
как это… стресс у меня вышел! Ну,
я-то не стал дожидатися, покуда он ближе подойдёт, да и схватит меня, собрал
свою волю в кулак, и припустил во всю
мощь от хозяйского-то крыла! Очнулся
токмо возле хозяйских теплиц с диковинными цветами, дух перевёл. Сбежал я, от
чёрта, значит!
Мы слушали этот удивительный рассказ, не
веря своим ушам. Ещё утром я предполагала, что небольшая икота дядюшки Виктора,
возникшая благодаря испугу от появления моей дочери – самая большая нервная
потеря от её посещения печной каминной трубы – ан нет! Вот что с Новаком случилось! Поистине
колоссальная психотравма. Я почувствовала себя несколько неловко, ведь
случившееся было по вине моей дочери, однако мрачный взгляд милого супруга
избавил меня от угрызений совести: воровство яиц должно быть наказано. Пусть
и таким любопытным способом.
Между тем, потерпевший от произвола местных
чертей шумно высморкался в клетчатый платок поистине колоссальных размеров и
печально изрёк:
- Каменья молоть и в землю закапывать хотите? Странная какая мысль. Никогда о таком не слыхивал, но ежели вы про
то своё мнение имеете – так тому и быть! – он равнодушно пожал плечами, как бы
говоря – «хозяин – барин» - тогда вам самим в Зелёные Холмы ехать придётся –
хто иначе пояснит господину Рошаль мыслю свою про те камни, которые молоть
мелко надобно? Опять же, насколько
мелко? Про то также бы не худо бы
спознать… а я домой… разве ж можноть такие потрясения простому человеку? Чуть анчутка до самой смерти не убил…
