Именно глаза вспомнились сейчас Алексею. Почему вдруг? Лицо стерлось, некоторые черты активно не желали всплывать в памяти, оседая там расплывчатыми пятнами, и лишь глаза. Грустные и все понимающие, как у коровы, что ведут на бойню. Только умнее.
Значит, в окно с десятого этажа. Или девятого? Какой этаж она назвала? На каком этаже живет… жил Игорь? На девятом? Или все-таки на десятом? И все эти этажи пролетел.
Алексей представил себе «неудачно упавшего» Игоря. Почему-то воображение нарисовало двор, погрязший в сумерках, щербатый асфальт и тело парня. Парень лежал на животе, спиной вверх. Правая нога оказалась подвернута под каким-то немыслимым, неестественным углом, руки разметались, лица не видно. Почему-то именно так. Ни лица, ни глаз, если кому-то и доступно было лицо это, то только выщерблинам на асфальте. И почему-то он не дышал. То есть понятно почему, мертвый был потому что… Но ведь он же не сразу умер, его ж еще до больницы довезли. А вот Леше представился именно мертвым уже.
Беляев тряхнул головой, отгоняя навязчивую картинку, к которой разыгравшееся воображение щедро дорисовывало все новые и новые детали. Записная книжка полетела в сторону, перелетела через стол и приземлилась с той стороны на паркет. Алексей чертыхнулся, но поднимать не стал. Звонить больше никому не хотелось.
Обхватив голову руками, он вперил взгляд в старый дисковый телефонный аппарат. «И чего предки новый не купят, все говно это берегут, – зажмурившись, подумал он. – По нему давно помойка плачет, но как же выкинуть, когда он „еще хорошо работает“».
Эта мысль настолько разозлила его, что рука сама потянулась за аппаратом, пальцы с силой сжали ненавистную черную коробочку. Рывок, лопнувший провод – штепсель так и остался в розетке, грохот. Запущенный в стену телефон разлетелся на мелкие пластмассовые осколки, вывернув наизнанку свои неказистые внутренности.
Через несколько секунд распахнулась дверь и на пороге появилась мать. На ее лице читалось волнение, чуть ли не испуг.
– Что случилось? – спросила, взгляд ее метнулся по комнате, остановился на останках телефона.
– Ничего, – прокомментировал Алексей.
– А телефон при чем? – возмутилась мать.
– Новый куплю, – мрачно произнес Леша.
– «Новый», – передразнила мать, волнение уступило место раздражению. – Без работы сидит, а туда же – «новый». Ни копейки в дом не принес, только потребляешь, так еще и вещи портишь.
– Попрекаешь. – Алексей почувствовал, как раздражение передается ему самому.
– Я никогда не попрекала деньгами, но…
– Попрекаешь! – зло констатировал Алексей.
– Перестань на меня орать! Я пока еще мать, а ты у меня на шее уселся. Так хоть не руби сук, на котором сидишь. Если уж для тебя ничего святого не осталось, то хоть с меркантильной точки зрения на это посмотри.
– Я не рублю сук и не ору. – Леша устало провел ладонью по лицу. – И перестань разговаривать со мной в таком тоне, тем более упрекать. Если так и дальше будет продолжаться, развернусь и уйду.
– Пугать меня вздумал?
– Уваливай! – рявкнул появившийся в дверях отец. – Напугал ежа. Только учти, здесь не гостиница: уйдешь – возврата не будет.
Они еще что-то кричали. Алексей уже плохо слышал и не особенно понимал. Он уткнулся лицом в подставленные ладони и сидел так, ни о чем не думая. Когда поток обличительных речей иссяк, Леша встал и посмотрел на родителей.
«Не понимают и не поймут», – метнулось в голове.
