Николай II, внимательно все это выслушавший, согласно кивнул головой и, обращаясь к генералу Алексееву, распорядился:
– Михаил Васильевич, кроме моего поручения Шуваеву, сегодня же подготовьте приказ командиру Второго кавалерийского корпуса великому князю Михаилу Александровичу направить в Петроград… – Император, глянув на меня, спросил: – Миша, какое подразделение своего корпуса ты хочешь направить на охрану объектов в Петрограде?
На секунду задумавшись, я ответил:
– Пару эскадронов всадников из Туземной дивизии, пластунов казацкой дивизии и батальон из Осетинской бригады.
– Хорошо! Михаил Васильевич, в приказе напишете – сводный полк, для выполнения особого задания. Теперь-то все, Миша?
– Так точно! Единственное, нужно предупредить начальника Петроградского гарнизона генерала Хабалова, что в окрестности столицы прибывают воинские контингенты, которые будут ему не подконтрольны. Их задача – охранять секретные объекты, вход на которые запрещен, даже с пропуском, выданным штабом Петроградского гарнизона. Огонь будет открываться по любому, кто несанкционированно оказался на территории охраняемых объектов.
– Вон как строго! Ну что же, Михаил Васильевич, подготовьте и такое письмо тоже. Как мы уже говорили, в связи с обострением ситуации на Юго-Западном фронте, великий князь Михаил Александрович выезжает в свой корпус сегодня ночью. Поэтому приказ о передислокации сводного полка Второго кавалерийского корпуса нужно подготовить как можно быстрее. Чтобы Михаил Александрович передал его генералу Брусилову сразу же, как доберется до штаба фронта. Так что, господин генерал, идите, готовьте приказ, а мы пока с братом поговорим о жизни.
Когда генерал Алексеев вышел, Николай II, глянув на меня как-то по-доброму, заявил:
– Миша, ты меня удивляешь! Как будто в Петрограде тебя подменили. Из рубаки и безответственного человека превратился в предусмотрительного и осторожного генерала. Который думает не только о предстоящей атаке, но и планирует свои дальнейшие действия. Если прямо сказать, то ты нынешний нравишься мне больше. Только я все не пойму, как тебе за столь короткое время удалось так измениться – можно сказать, повзрослеть?
– Да я и сам не пойму – вроде бы все было так легко и просто, а вот после того, как на меня совершили первое покушение и здоровый как слон террорист заехал пудовым кулачищем по физиономии великого князя, все изменилось. Морок великого князя ушел, и я почувствовал себя обычным человеком, которого могут побить, обмануть и даже убить. Вот и пришлось перестроить всю свою психику.
– Хм… а отношение к своему венчанию на особе не королевской крови, а на дочери адвоката, к тому же дважды разведенной, ты тоже пересмотрел?
– Ну, это дело давнее, да и сын у нас! Поздно пересматривать.
– Как, кстати, поживает Георгий, не болеет?
– Он сейчас с воспитателем в Крыму и вроде бы там все нормально.
– Да, Крым… в самые тяжелые минуты я вспоминаю, как счастливо проживал в Ливадии. Когда был молодым, именно в Ялту мечтал перенести столицу из промозглого Петербурга. Море, флот, торговля, близость европейских границ… Но не решился, разумеется. А какой там чудный портвейн!
Эти слова послужили для меня как команда – я вскочил с кресла, в котором сидел, подошел к банкетке, где стоял, прислоненный к ножке, мой портфель, и с возгласом: «Вот она, амброзия!» – вытащил оттуда обе бутылки портвейна. Николай II усмехнулся, но ничего не говоря, вытащил из ящика письменного стола плитку шоколада и начал ее ломать. Ну что же, я понял это как поощрительный знак императора и начал сервировать поляну для нашего загула. А именно поставил на середину письменного стола бутылки, а рядом с ними стаканы, которые раньше стояли у графина с водой. Организовал и закуску – ополовинив большую вазу с яблоками. Но одобрительный возглас от императора я заслужил, когда достал из кармана галифе свой швейцарский складной перочинный ножик и выдвинул оттуда штопор. После этого я легко вскрыл бутылку и наполнил стаканы. И началось застолье двух братьев с душевными разговорами о будущем, ну и о настоящем тоже.
