Говорят, нельзя ни по какому поводу ложно ссылаться на хворь, ежели ее нет. Не было, мол, так будет. В ту ночь, слушая раскрывающего свои тайные замыслы царя и вспомнив вдруг о присутствии за стенкой постороннего человека, Никита Фрязин от испуга переменился в лице; Иоанн же, наблюдательный как многие подозрительные от природы люди, не преминул это заметить и тотчас спросил, что с ним. Объяснить пришлось первым, что пришло в голову: приступом лихоманки. Днем позже лихоманка его и свалила – чтобы не лгал вдругорядь. А может, и впрямь простыл, когда вышел в одной рубахе на двор проводить гостя. Ночь была знобкая и с ветерком.
Здоровья он был крепкого, и обычно в таких случаях сразу помогало испытанное старое средство – испить ковш водки с чесноком и пропариться в мыльне. На сей раз, однако, не помогло, и пришлось Онуфревне пользовать его своими зельями. Два дня пил Никита горькие травные отвары и покорно давал растирать себя мазями из медвежьего, барсучьего, гусиного и Бог весть еще какого жиру. На третий день стало лучше – отпустило в груди и перестало кидать из жара в озноб.
Еще слабый после непривычно долгого лежания, но уже чувствуя себя здоровым, он прошел в работную и занялся делом. Услышав, что отец встал, прибежала Настя – раскрасневшаяся от работы, в простом крашенинном сарафане: нынче с самого утра на дворе рубили капусту для засола.
– Тять, не рано ли поднялся? – спросила она, грызя морковку. – Полежал бы еще денек, всей работы не переделаешь.
– То-то что не переделаешь, потому и баклуши бить некогда… Огурцы в погреб скатили?
– Вроде бы скатывали, слыхала. Морковки не хочешь?
– «Вроде бы», – проворчал Никита, отмахиваясь от протянутой морковки. – Должна была сама доглядеть, не все Онуфревне поручать, она уж стара, куды ей. О прошлом годе скатывали – две бочки упустили, одна расселась. Гоже ли такое?
– Не гоже, – согласилась Настя. – Тять, так мне Зорьку не брать теперь?
– И думать не моги. Куды навострилась-то? Я сказал – со двора теперь ни шагу.
– Ас мамушкой? Мне бы в торговые ряды – позументу надо купить…
– Пошли там кого ни есть, скажешь чего – купят. Отойди в сторонку, Настена, ты мне свет застишь.
– Купят, купят! – закричала Настя и топнула ногой. – Да не то купят, что мне надобно!
– Пошто на отца топаешь, – он повысил голос, – вот я те топну! Псы вон разбрехались – поди глянь, кого там принесло…
Настя вышла. Немного времени спустя послышался за дверью какой-то шум, свара, приглушенные голоса, потом Никита, изумленно прислушавшись, различил голос дочери:
– …ты руки-то не распускай, ирод, ишь разлакомился, сквернавец! Я вот тяте сейчас скажу – да он те башку проломит, шпынь ты бесстыжий! Тять! А тять!
Никита, вскочив, рывком распахнул дверь и увидел рядом с дочерью незнакомца в немецком платье. Впрочем, незнакомцем тот показался лишь на первый взгляд – в сенцах было полутемно; вглядевшись, Фрязин узнал в пришедшем государева лекаря.
