По негласному общесемейному приказу на меня возложены обязанности менеджера, рекламного агента, личного телохранителя. За президента фирмы и главного счетовода-кассира, разумеется единогласно, моя любезная лучезарная супруга.
Самый главный цех – ее неподражаемое в ореховом атласном загаре тело – мы ведем общими усилиями. И следует сказать, ведем добросовестно. Специальная энергетическая гимнастика, вибромассаж и ручной в помощь. Наемные специалисты (кстати, я сам окончил ускоренные курсы массажистов), бассейн, сауна с финской парилкой, легкие, но калорийные ланчи, разумеется, комплекс разминочных и восстановительных упражнений. В иных нештатных случаях гипнотический общеоздоровительный сон-погружение. Минимальное знание просторечия той страны, жителем которой приходится наш уважаемый гость-клиент. Дотошное знакомство с текущей авангардной модой женских туалетов, в особенности нижнего, интимного гардероба.
И прочее, и прочее – всего не охватишь, не предусмотришь, потому что, если быть до конца искренним, мы ведь пока, собственно, прилежные ученики, и процесс усвоения программы идет одновременно с практическими занятиями.
И вообще, специализация нашей фирмы – это отечественный контингент. Во-первых, мы с женою нормальные русские недотепы-интеллигенты, из чего следует, что мы все-таки патриоты своей истерзанной, растаскиваемой во все мыслимые стороны страны – России. А во-вторых, родной российский, особенно с русской испорченно-простодушной харей, посетитель с распухшим кожаным портмоне большей своей частью никогда не куражится, не корежит станок извращенными нетерпимыми позами. Этого русского начинающего купца отличает и конфузливая трогательная повадка, и щедрость, и какая-то странная, на общем телевизионном фоне растлительных личностей, мужская и как бы топорная угловатая жалость-сочувствие к униженному предмету отдохновения.
А предмет отдохновения, он же рабочий специально настроенный станок, эдак томно-печально неспешно укроет прекрасные, лучащиеся нежным пониманием глаза черными опахалами ресниц и в тон угловатому сострадателю учащенно и несколько конфузливо проворкует одну из кротких, грустных легенд, сочиненных лично мною, мною же аккуратно перепечатанных на пишущей машинке и прилежно зазубренных ею, которая наш замечательно отрегулированный станок, наше нынешнее жизненное благополучие.
Я все еще истово лежал, разглядывал ухо жены, играючи пронзенное солнечным клинком-лучом, – изящное дамское ухо, от вида которого я какую-то минуту истекал вожделением, точно натуральный кобель, а теперь меня занимало другое не менее сладостное желание – отрубить, отсечь это беззащитное женское слуховое приспособление.
Боже мой, одним ласковым махом отсечь ей ухо – как же это сладко и мучительно! А затем увидеть ее глаза. А в них неподдельное возмущение, искренняя боль и недоумение – почему без ее личного разрешения я порчу «станок», который есть собственность фирмы? И какой же я гад и кто мне позволил!
И ведь прикажет: пришивай сейчас же, моджахед паршивый, иначе сам станешь «станком»…
Я машинально лежал и, страдая, лелеял в душе самую гнусную месть для этой очаровательной призовой кобылицы в солнечной паутине волос. Боже мой, и это родная законная жена, разве я о такой жене мечтал, за что мне такое наказание, зачем полюбил эту женщину, зачем позволил родиться моему ребенку, зачем ему, моему Даньке, такая мама? Завела ему какую-то гувернантку с английским уклоном и жадными, завидущими глазками, потому что мамочке всегда некогда: ее ждут на теннисном корте, потом в бассейне, потом крепкий двухчасовой сон, а потом, разумеется, тяжелый производственный цех нашей фирмы по производству постельных утех. А я буду четко исполнять суровую роль непреклонного, немногословного телохранителя, оснащенного миниатюрной переносной рацией, пейджером, официально зарегистрированным газовым оружием и еще кое-чем не огнестрельным, но не менее серьезным… Отпечатанными в памяти номерами телефона домашнего и служебного одного важного нашего, что ли, посетителя. Сказать: нашего клиента – у меня язык как-то не счел возможным.
