– Май, я…
– Не надо, ты… ты обещал… – выдохнула она, краснея, губы алее и…
Когда это я обещал? Что обещал?! Что я обещал, Май?..
Я наклонился к ней я не могу молчать больше:
– Я не могу больше молчать… я…
– Ю-Ю… это… Ну… ты что… нельзя… – чуть не плача, проговорила она.
Но даже это не могло остановить моих слов:
– Нельзя, но… Я столько лет… Я знаю, что это давно не нужно тебе, да и не было никогда нужно, ведь… Господи, это моё… моя мука… – я отпустил её плечи, оставив и отступил немного, перестал смотреть на неё, может, поможет…
Надо собраться… вдох-выдох, Илья Леонидыч, взрослый мужик, тридцать два года через месяц, возьми же себя в руки…
Но…
– Не было нужно?! – ахнула она. – Как же ты можешь так говорить?! После всего?.. Ты… Ты…. Вот бессовестный… – уже с настоящими слезами в голосе произнесла Маюшка…
Ну ты сама виновата…
– Май… – снова заговорил я, разворачиваясь и наступая на неё снова, уже уверенно: – я всё время могу думать только о тебе, хотеть только тебя, вспоминать все те дни, каждый день, час, всю нашу жизнь… Я… ты не представляешь, чего я только не пытался делать только, чтобы перестать… чтобы сбросить это… – я спешу, задыхаясь. – Если бы я не спал с тобой, я всё рано хотел бы этого, но я хотя бы не знал тогда, что… что это такое и что это для меня… – я вдохнул, пытаясь унять безудержный галоп, которым скачет сердце. – Ты не представляешь, даже не сможешь представить, сколько женщин у меня было! Ты не можешь этого вообразить, ни у одного мужчины в этом городе, во всех городах мира вместе взятых, не было столько женщин… Но я ничего не чувствую, будто у меня наркоз, анестезия там… И в сердце… Чёрт, я член себе стёр на хрен и так и не почувствовал ничего!.. У меня так крепко встал на тебя, что ничто другое уже не манит и не радует.
Она заплакала, расширенными глазами глядя на меня и прижав обе ладошки ко рту, затрясла головой:
– Что ж ты… говоришь-то, что ты… Илюшка… Илюшка… замолчи… Замолчи же…
Но всё, сорвало замки, засовы, плотина снесена, я оторвал её руки от её рта и прижался к нему губами. Наконец-то я живу, дышу, пью воду поле стольких лет жажды…
Ю-Ю, милый… я не забыла, как ты целуешь… как ты можешь заполнить собой сразу всё, весь мой мир…
– Вот эт нормально, Туманыч, даже до квартиры не довёл, как подросток зелёный! – сипит соседский сифилитический голос, это один из тех самых, постоянно меняющихся мужиков, которых я не могу запомнить.
Я оттолкнул Маюшку к стене и развернулся к нему, закрыв её собой. Я, наверное, ещё в двенадцать лет приобрёл этот рефлекс – прикрывать её.
– Познакомь с девушкой-то.
– В другой раз, – сказал я, надеясь, что Маюшка сообразила, и не показывается из-за моей спины.
– Ну-ну, не буду мешать, – сказал похабный сосед и, продолжая усмехаться, пошёл вверх по лестнице. – Смори, стену хреном не пробей.
Я выпустил Маюшку из угла и кивнул, чтобы спускалась.
Я приехал на Садовое, совсем позабыв, что Илья сегодня занят и не сможет провести со мной холостяцкий вечер. Я сегодня освободился раньше, мой бывший одноклассник собирался привезти жену рожать, но она «раздумала», решили подождать настоящих схваток, вот вечер и освободился, а тут Илья, оказывается, занят.
Я поднялся в квартиру, перспектива одинокого пятничного вечера не очень грела душу, я взялся за телефонную книжку. Куда бы завеяться и с кем? Процентов восемьдесят записей в моей книжке – девушки, большую часть из которых я не помню, какие-то одноразовые знакомства. Мама, найдя однажды эту книжку, пришла в ужас от количества имён. И не поверила ни на миг ерунде, что я пытался напеть ей о том, что это мои пациентки или сослуживицы.
