Мы переклеили обои и сменили линолеум на полу, полностью изменили Васину комнату, а потом и кухню до конца года, потратив изрядное количество Ю-Юшкиных денег, а потом он радовался, что потратили, а они не пропали, как у всех.
– Знаешь, даже какое-то мстительное удовольствие испытываю, когда понимаю, сколько денег сгорело «на книжках» у наших. Я свои, хотя бы, успел на хорошее дело потратить, жалею, что не все, – улыбался Ю-Ю.
Я поступила в институт. И Вася поступил на свою Информатику. И теперь, в 1996-м, я заканчиваю свой институт, а Вася уже год, как закончил. И работает в школе учителем… Это, чтобы не идти в армию, другого способа, кроме как учительствовать на селе нет – от армии бегают как во времена рекрутов не бегали: бардак, дедовщина, дезертирства, убийств, самоубийств. А с началом войны в Чечне… Словом, попасть сейчас в армию, едва ли не хуже, чем в тюрьму.
Наши одноклассники самыми разными способами «косят» от армии, кто придумал себе несуществующие болезни, кто поступил в институт с военными кафедрами, как наш мед.
Но кое-кто всё же загремел «под фанфары» и Славка, с которым мы учимся в одной группе, слышал, что отправили даже кого-то из параллельных классов в Чечню…
Самого Васю пришлось убеждать больше года, что храбриться и делать вид, что армия ему ни по чём, как он настойчиво делал с первого курса, глупо, говорили я, говорил Иван Генрихович. Но решающим стал разговор с Ю-Ю. Слушая мои жалобы на упрямца Васю, множество раз, Ю-Ю сказал как-то:
– Хочешь, я поговорю с ним? Ты его девушка, Иван Генрихович – старик, ваши голоса кажутся ему, взрослому, как он думает, мужчине, лишь досадным жужжанием, он уверен, что вы со страху.
– Так и есть, со страху, – подтвердила я.
Ю-Ю засмеялся, обняв меня за плечи:
– А он-то страха как-бы знать не должен. Особенно перед вашими светлыми очами. Он его и не знает, потому что очень молодой ещё. И детей нет, – он посмотрел на меня: – не планируете пока?
– Ю-Ю, закончу институт, там будет видно, – сказала я, немного досадуя на этот разговор, он смущает меня немного, потому что это Ю-Ю спрашивает и, главное, я и хочу ребёнка, и совсем не хочу. Я хочу, чтобы появился кто-то ещё такой же как Вася, с его глазами, губами, носом этим смешным, с такими же волосами, глядя на кого я буду умирать от счастья, но… На этом кончится моя жизнь. Вот такое убеждение. Инфантилизм? Современная глупость? Прагматизм тяжёлых времён, когда ни у кого из моих одноклассниц ещё нет детей, ни у тех, с кем я учусь в институте? Родили только те, кто успел в восемнадцать. Кто перевалил 1991-92-й, не успев этого сделать, пока затаились, решая свои насущные проблемы жития.
Я смотрю на Маюшку, и пытаюсь понять, она не хочет пока рожать, потому что… почему? И хочет ли этого Вася? Они живут вместе шесть лет. Буквально. То есть по сути они женаты, не расписаны, но фактически, Майя ушла из дома и живёт у него, из их старой запущенной «сталинки» сделав чудесную уютную и симпатичную квартиру, даже к соседу этому, пыльному книжному таракану, сумела проникнуть в душу и он позволил ей и в своей комнате навести красоту.
Я бываю у них в гостях часто, испытывая от этого своеобразное мазохистское удовольствие: всё здесь сделано и куплено на мои деньги ещё до полного падения национальной валюты и начала галопа инфляции. Только с Маюшкиным вкусом и умением создать уют даже в палатке или на отдельно взятой кровати, как у неё в общежитии, можно было всё так здорово устроить за совсем, между прочим, небольшие деньги.
