Говорящие изнутри - страница 4

День был будничным, а час – довольно поздним, и поэтому внутри было мало народу. Они сели за дальним столиком возле окна. За окном мерцали густо светящиеся фонари движущихся машин, что вместе с фонарными столбами рассеивали тьму ночи. Томительное молчание и недовольно-серьезное выражение лица дяди все еще пребывали в неизменности.

Исмаил был человеком справедливым и добрым той сдержанной добротой, которая проявляется без игривой мягкости. Такие люди имеют обыкновение проявлять акт заботы в той строгой форме, в какой иные – акт наказания. Если Исмаил, протягивая тебе деньги, говорит: «Бери», то это выглядит так же, как если бы грабитель, наставив на тебя пистолет, сказал бы: «Гони бабки». И ты в той же мере не можешь отказать первому, как и второму. Но ты всегда уважаешь личность, оказывающую по отношению к тебе ту заботливую строгость, которая не терпит возражений, когда речь идет о твоем благополучии, и понимаешь, что за его твердой оболочкой суровости скрывается нежная любовь. Подобных людей, испытывая перед ними почтительный страх, как правило, и любят, и уважают. И именно такие чувства, чувства трепета и благодарности, испытывал к дяде Али. К тому же авторитет Исмаилу придавало и его прошлое, о котором Али узнал здесь от посторонних людей. Исмаил был не последней фигурой в системе чеченской мафии в начале девяностых. Но, однако, его участие в мафиозных структурах, как говорят, было коротким. Он, воспользовавшись подвернувшимся случаем, быстро перешел на легальный бизнес. И все почтенные люди, которые пересекались с ним в деловых путях, имели сказать о нем лишь похвальное слово.

Спустя некоторое время подошла официантка с двумя папками меню, поздоровалась, положила две папки по одной перед каждым и удалилась. Исмаил взял меню, развернул и, вперившись глазами в названия разных блюд, как-то строго сказал:

– Возьми и выбери себе что-нибудь.

– Нет, дядя, спасибо. Я не голоден, – робко ответил Али.

– Бери, бери! Ты ведь там провел восемь часов. Не думаю, что менты тебя хорошо кормили, если вообще кормили, – спокойно сказал Исмаил, все еще не поднимая глаза с меню.

Али послушно взял меню, прошелся по нему глазами, закрыл и положил обратно.

– Выбрал? – спросил Исмаил.

– Да.

– Хорошо. И что же?

– Кофе и штрудель.

– Гм! Ну ладно.

Исмаил подозвал официантку и, когда она, держа в руке небольшой блокнот и ручку, подошла, сказал:

– Принесите нам, пожалуйста, вот это. – Он провел пальцем по странице меню сверху до половины листка, потом перекинул страницу и, так же проведя пальцем с середины до самого конца по наименованиям разных блюд, сказал: – И это.

– Извините, – непонимающе сказала официантка, вам…

– Да, – вежливо прервал ее Исмаил, – принести нам, пожалуйста, все, что у вас есть из того, на что я вам только что указал.

– Хорошо, – сказала официантка, но для верности, уточнив еще раз, что именно заказал клиент, сделала пару заметок в своем блокноте и начала удаляться.

– И да, – обратился к ней Исмаил и, когда та приостановилась и повернулась, сказал: – Принести по мере приготовления. Мы очень голодны.

– Хорошо, – сказала официантка еще раз и удалилась.

Минут пять без движения и слов понаблюдав улицу через витрину ресторана, Исмаил, не отводя взгляда от стекла, спокойно начал говорить.

– В тысяча девятьсот шестьдесят третьем году, когда я родился, прошло уже шесть лет с того времени, как нам, чеченцам, было позволено вернуться на родину из ссылки, куда, как ты знаешь, зимой сорок четвертого по приказу Сталина сослали весь наш народ. А твой отец родился в ссылке, и, когда мы вернулись, ему шел восьмой год. За те тринадцать лет нашего отсутствия на родной земле многие дома чеченцев были заселены русскими и представителями некоторых других национальностей. Ведь Сталин не намеревался позволить нам вернуться через тринадцать лет. Да он и не позволил бы, если бы дожил. Многие по возвращении обнаруживали в своих домах семьи, которые считали, что это уже их дома. Происходили стычки, ссоры и даже убийства. Многих, конечно, все же выгнали. Но у нашей семьи была другая ситуация. Во время выселения у отца в качестве дома было небольшое жалкое строение из глиняных кирпичей. Жилище это было настолько невзрачным, что туда никто и не стал заселяться. И за тринадцать лет заброшенности оно почти совсем развалилось. Когда наша семья вернулась домой, нашим с тобой отцам приходилось ездить в лес, срубать деревья, точить, пилить и использовать их для строительства дома. Помогала им в этом только мать. Пока длилось это строительство, их настигла зима, к концу которой они и завершили постройку подобия дома, в котором позже появлялись на свет, жили и росли Идрис, Зулихан и я.