Грааль Иуды - страница 15

– Иван, ешьте побольше, вы такой большой и такой худой, – уговаривала Седова молодого скульптора. – Представляю, сколько вам нужно сил, ведь вы лепите! Когда я делаю Льву Давидовичу массаж, я устаю уже после двадцати минут, а ведь вы мнете неподатливую глину часами.

– Бывает, что и сутками, – с полным ртом признался Иван Ледовских. – Иуду я лепил 36 часов без перерыва.

Троцкий одобрительно сказал.

– Иван впадает в транс, это признак настоящего художника. Вот лишнее свидетельство того, что истинное творчество иррационально.

– Я согласна, – сказала Рейснер. – Стихи приходят сами. Рацио никак не участвует в акте творения, оно только мешает.

– Стихи не глина, – сказал Троцкий, – их легко писать. Скульпторы – вот кто настоящие трудяги.

– Мне совсем не трудно, – сказал Иван, – я леплю с детства, пальцы привыкли.

– Из Петрограда передали прессу, – Седова положила на обеденный стол пачку свежих газет.

– Что пишут? – посвежевший после сна Лев Давидович разрезал серебряными ножом розовую самарскую ветчину.

– Представь, Левушка, западная пресса обвиняет нас в создании концентрационных лагерей.

– Чья бы корова мычала, – Троцкий захрустел хлебцом. – В марте семнадцатого, Наташа, вспомни, нас со всей семьей, со многими видными политэмигрантами арестовали в Галифаксе и поместили – куда? Нас заключили в лагерь для интернированных немецких моряков, без предъявления обвинений, чохом, скопом. Вот вам хваленная буржуазная демократия!

Лариса подняла собольи брови.

– Галифакс – это, кажется…

– Канада! – хлопнул ладонью по столу Троцкий. В клине бородки его белели крошки. – Хваленая Канада! Согнали человечью массу в лагерь и заперли. И после этого они будут обвинять нас, большевиков в том, что мы якобы выдумали концентрационные лагеря. Вздор! Мы только позаимствовали их буржуазный опыт. Но мы поднимем этот опыт на такую высоту, какая им и не снилась! Мы сгоним в трудармии и лагеря все население страны. И там перекуем нынешнее покорное и забитое стадо в новых людей – смелых, гордых бойцов нового мира! Они понесут на кончиках своих штыков мировую революцию во все уголки земного шара. Ты чувствуешь, Лара, как сжался, как съежился земной шарик? Вот он, лежит в моей руке. Хочешь, я подарю его тебе?

Лев Давидович протянул Рейснер пустую ладонь. Она явственно увидела на ней маленькую планету, величиной с крупное яблоко, осторожно приняла в ладони необыкновенный дар.

Земля медленно вращалась за пеленой облаков и местами чадила.

Двое бомжей вели Беспамятного через железнодорожные пути. Он шел как в бреду.

Его безмерно потрясло нападение страшного, с разлагающимся лицом человека, но еще больше поразили раздавшиеся неизвестно откуда Голоса. Внезапно его осенило – Голоса ведь могут знать, кто он!

– Эй, Голоса, – позвал Беспамятный. – Вы знаете, кто я?

Молчание.

– Вы меня слышите? Кто я?

– Ты – иго, – невнятно ответил Первый Голос.

– Иго? – переспросил Беспамятный. – Что это значит?

Молчание было ответом.

– А вы кто? – спросил человек.

– Я – Страх и Страж, – ответил Первый Голос.

– Страх, что ты делаешь во мне?

– Я охраняю тебя.

– Врет он, – раздался Второй Голос с урчащими обертонами, – он держит меня в клетке и не дает тебя защищать. Прогони его. Он нам только мешает.

– А ты кто?

– Ягуар.

– Страх, зачем ты держишь Ягуара в клетке? Меня же могли убить.

– Я оберегаю тебя, – ответил Страж. – Если Ягуар вырвется, ты ринешься в бой и можешь пострадать. Этого лучше избегать.